— Я тебя не люблю, Миря, я, — я не лгал, потому что то, что я испытывал по отношению к ней — это не любовь, это безумие какое-то, сумасшествие. Я не любил, я жил ею, дышал ею, но этих слов, я, конечно, не произнес.

— Но ты ведь, ты говорил… — ее запал поугас, а я продолжил, уродом себя последним чувствовал, но продолжал:

— Мало ли, что и кому я говорил, тебе не пять лет, Мира, надо иногда думать головой. Считай, я расплатился за хороший секс и няньку для моего сына, — понял, что меня понесло, но остановиться уже не мог, — ну что ты смотришь?

Она только стояла и открывала рот, не умея подобрать слова, постепенно превращаясь из милой расстроенной девочки, в разъяренную фурию.

— Ну знаешь, Леш, это уже слишком, — прошипела она, и, если бы можно было убивать одним лишь только взглядом, я бы отправился на встречу с предками. Я ждал истерики, криков, чего угодно, но она только развернулась и выбежала из палаты, в очередной раз громко хлопнув дверью, а я только и мог повторять себе, что так надо, так правильно. Ни один уважающий себя человек не станет терпеть унижения, а Мира, она и так достаточно натерпелась, а сегодня я и вовсе втоптал ее в грязь.

— Ты совсем охренел здесь? Ты нахрена девчонку доводишь?

После ее ухода я долго смотрел в окно, прокручивая в голове свою жизнь. Я настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил появления Борзого. Праведник нашелся, достал своими нравоучениями, женой бы занялся, сколько можно сюда таскаться.

— Ты че творишь, придурок, мать твою? — он распылялся все сильнее, а мне порядком это осточертело.

— Не ори. И не лезь не в свое дело, женой своей займись, а в мою жизнь лезть не надо, я сам решу, как мне поступать.

— Сам решишь? Сам? Ты, дебил, понимаешь, что творишь? Она после операции, ее выписали только, ей вообще нельзя переживать, а она только это и делает с того самого момента, как очнулась. Ходит сюда, с тобой идиотом великовозрастным нянькается…

— Я об этом не просил, и тебя я сюда ходить тоже не просил, — я заорал так, что сейчас нас слышало все отделение, крики в этой палате вообще стали нормой, а персонал терпел, сцепив зубы, потому что отвалили им столько бабла, что, даже если я решил бы здесь вечеринку по случаю своего второго дня рождения устроить, мне бы вряд ли запретили.

— Именно, что не просил, а она все равно здесь, каждый день, она, сука, каждый день встает в срань господню и едет сюда вместо того, чтобы отдыхать и приходить в себя. А ты нихрена ее состоянию не помогаешь, она, блядь, ночевала у твоей постели, пока ты в отключке валялся.

Я промолчал, все что мог, я уже сказал и не понимал, почему до него не доходила такая простая истина. Я не могу позволить ей ломать свою жизнь. В девятнадцать лет надо жить, радоваться жизни, заводить знакомства, путешествовать в конце концов, а не сидеть прикованной к калеке впустую тратя молодость.

— Она знает.

— Не понял, — я посмотрел на него вопросительно.

— Она знает, что все свое имущество ты переписал на нее, — он только плечами пожал, мол, так и надо.

— Уговор бы не такой, ты, блядь, должен был отдать ей документы на квартиру и дать ПИН-код к карте. Ты понимаешь, что она будет чувствовать себя должной…

— Я просто проверил, — Тим перебил меня, не дав договорить и продолжил сам, — она здесь совсем не из чувства долга, другая и рада была бы свалить в закат, а учитывая твое к ней отношение вкупе с твоим омерзительным поведением, это было бы оправданно и логично. А она все еще здесь, это о многом говорит.

— Ты не понимаешь, да? Ты, бля, серьезно не понимаешь?

— Не понимаю чего?

— Ей, блядь, девятнадцать лет! У нее вся жизнь впереди, ты считаешь это нормально, тратить жизнь на уход за инвалидом? — я снова перешел на крик, потому что меня явно не слышали.

— Да с чего ты взял, что так будет? — Борзый тоже не выдержал, повысил голос, в последнее время мы вообще только на повышенных тонах и говорили. — Хватит себя жалеть, бля, встал один раз, встанешь и во второй. Все, достал, я вообще-то зашел сказать, что завтра привезу сюда твоих родителей, я уже договорился и прежде, чем ты начнешь орать, поставь себя на их место! Вместо того, чтобы иметь возможность увидеть тебя, они вынуждены получать новости от Миры, а она вынуждена врать, чтобы лишний раз не волновать их. Это ты, придурок, должен был их познакомить, ты должен был представить свою женщину семье, а вместо этого она сделала это за тебя, и именно благодаря ей у твоей матери до сих пор не случился приступ!

— Ты хочешь сказать, что Мира…

— Она уже неделю живет у них, помогает с Артемом, у твоей матери повысилось давление, а ты, сука, продолжай дальше себя жалеть!

Я многое хотел ему сказать, но слова застряли в горле, а мысли то и дело возвращались к ней. К моей девочке. Я гнал, обижал, унижал в конце концов, а она все это время делала то, что должен был делать я. Так ничего и не ответив, я было собрался открыть рот, к двери в палату снова открылась и на пороге появилась Мира. Взмыленная и злая. В руках она держала папку.

— Я вас оставлю, — внезапно спохватился Тим и исчез за дверью.

— Прежде, чем ты начнешь орать, — начала она и швырнула папку мне на живот, — я не собираюсь никуда уходить, более того, имею полное право здесь находиться, — я слушал ее краем уха, пока читал лежащий в папке документ, и чем дальше читал, тем сильнее охреневал.

— Это что, нахрен, такое, Мира? — я был просто в бешенстве.

— Это свидетельство о заключении брака. Ты читать разучился? — она села рядом, посмотрела на меня своими лисьими глазками.

— Я вижу, что не о разводе, это, блядь, как? — меня бесило ее спокойствие, она вышла за меня замуж неделю назад, а я ни сном ни духом!

— А как люди женятся? Подают заявление в ЗАГС, ждут очереди, ставят подписи…

— Мира, блядь, перестань паясничать, я своего согласия не давал и нихрена не подписывал, — я готов был ее придушить за самоуправство.

— А подпись тогда чья? — она усмехнулась и кивнула на остальные бумаги, лежащие в папке. Моя подпись. — Смотреть нужно, что подписываешь, Аверин.

— Тима, сука, — догадался я. Он привозил последние документы на подпись, я в тот день в очередной раз наорал на Миру, был не в себе, черканул везде, куда он указал, не смотрел даже. Другу я доверял безоговорочно, видимо, зря.

— Так вот о чем я, ах да, я твоя законная супруга, ни один врач меня отсюда не выставит, иначе придется иметь дело с Борзовым, а тут и так уже у всех глаз дергается, стоит ему перешагнуть порог отделения. К слову, развестись у тебя просто не получится, учитывая, что все, что у тебя было, принадлежит мне, а ты, мой дорогой, гол, как сокол. Развод я просто так тебе не дам, а на судебные тяжбы у тебя просто не хватит денег. Я думала рассказать позже, но раз уж так вышло… Будешь терпеть меня до конца жизни.