– Надеюсь и молю Бога, – сказала мистрис Масс: – чтоб он не затеял тяжбы; никогда не знаешь, чем это может кончиться. Да и правое дело не всегда выигрывает. Этот мистер Инвар богатый человек, сколько я могу понять; а люди богатые почти всегда на своем поставят.

– Что касается этого, – сказала мистрис Теливер, приглаживая свое платье: – то я насмотрелась на богатство в своей семье; у всех моих сестер такие мужья, которые могут делать почти все, что хотят; но иногда мне думается, что я просто с ума сойду с этим вечным разговором про тяжбу да про ирригацию; и сестры мои все мне в вину ставят; они не знают, что значит выйти замуж за такого человека, как ваш брат, как им и знать? Сестра Пулет распоряжается с утра до вечера как хочет.

– Ну, – сказала мистрис Масс: – не думаю, чтоб пришелся по мне муж, у которого нет своего собственного разума и за которого я должна думать. Гораздо-легче делать, что приятно мужу, нежели придумывать за них, что им делать.

– Если уж говорить про то, как делать приятное мужьям, – сказала мистрис Теливер, слегка подражая своей сестре Глег: – то, я уверена, вашему брату пришлось бы долго искать, чтоб найти жену, которая позволяла бы ему все делать по-своему, как я. С самого утра, как встанешь с постели, и до поздней ночи все только и слышишь про одну ирригацию да закон; и я никогда ему не поперечу. «Ну, мистер Теливер, делайте, что вам угодно; только тяжбы не затевайте» – вот все, что я ему говорю.

Мистрис Теливер, как мы видели, имела своего рода влияние на мужа. Нет женщины, которая бы его не имела; она всегда может заставить его делать или то, что она желает, или совершенно-противное этому; а между различными побуждениями, понуждавшими мистера Теливера поспешить тяжбою, Конечно, однообразное убеждение мистрис Теливер имела свою силу; его можно даже уподобить этому мифическому перу, которое, утверждают, будто надломило хребет верблюда. Хотя, согласно с беспристрастным взглядом, в этом должно бы обвинять всю тяжесть прежнего груза, подвергнувшего спину животного такой опасности, что перо, само по себе невинное, наделало такую беду. Не то, чтоб слабые убеждение мистрис Теливер имели свой вес вследствие ее собственной личности; но всякий раз, когда она в чем-нибудь не соглашалась с своим мужем, он видел в ней представительницу семейства Додсонов; а у мистера Теливера положено за правило показать Додсонам, что они им не могут вертеть или, говоря точнее, что один Теливер, хоть и мужчина, сладит с четырьмя бабами Додсон, даже если между ними и попалась мистрис Глег.

Но даже и прямой аргумент этого типа женской половины Додсонов не усилил бы его расположение посутяжничать, если б не примешалась тут мысль о Уокиме, постоянно-растравляемая встречею с этим ловким ходатаем в базарные дни. Уоким, он знал наверное, был главною пружиною в деле Пивара; Уоким пробовал раззадорить Дикса, чтоб тот начал тяжбу за плотину; нет никакого сомнение, по милости Уокима, мистер Теливер проиграл дело об исключительном праве на дорогу и на мост, которое открыло свободный проезд через его землю для каждого бродяги, предпочитающего лучше портить частную собственность, нежели идти открыто, как человеку честному, по большой дороге: все адвокаты, более или менее, были мошенники; но мошенничество Уокима было совершенно особенного рода и всегда являлось в оппозиции к праву, выраженному в интересах и мнениях мистера Теливера. И для довершения всей горечи, оскорбленный мельник еще недавно, занимая пятьсот фунтов стерлингов, был принужден исправить это дельце для себя лично в конторе Уокима. Такой гладкий малый с горбатым носом, холоден, как огурчик, и вечно уверен в своем деле! Досадно, что адвокат Гор вовсе не похож на него; это был плешивый старик, с округленными чертами лица, приятными манерами и жирными руками; драчун, за которого вы не станете держать заклада против Уокима, Гор был хитрый малый; его слабость была не в особенной добросовестности; но подмигиванье, при всей его многозначительности, все-таки не откроет вам каменной стены; и хотя мистер Теливер был очень уверен в своем правиле, что вода есть вода, и что дело об ирригации очень хромало у него, однако ж, было неприятное подозрение, что Уоким сильнее против него, нежели Гор – за него. Но если тяжба начнется, то мистер Теливер мог взять себе для защиты адвоката Уайльда; и одна надежда увидеть, как свидетель со стороны Уокима будет мешаться и потеть при допросе, была так отрадна для любви к правосудию.

Мистер Теливер много думал об этих курьезных делах, разъезжая на своем сером и покачивая головою со стороны на сторону, как чашки весов Фемиды поднимались непеременно то вниз, то вверх; но вероятный результат скрывался в невидимой дали, и дойти до него было возможно только рядом жарких аргументов и повторений, и в жизни домашней и общественной. Предварительное введение к тяжбе, состоявшее в рассказе самого дела всему кругу знакомых и убеждении их, необходимо тянулось долгое время: и в начале февраля, когда Том отправился в школу, нельзя еще было открыть в нем ничего нового, но также усмотреть, какие меры, мистер Теливер хотел принять против опрометчивого оппонента принципа, что вода есть вода. Повторение, подобно трению, производит жар, но замедляет движение; и жар мистера Теливера становился, Конечно, более и более осязательным. Если не было новых очевидных свидетельств по другим статьям, то в этом обстоятельстве по крайней мере было новое доказательство, что Пивар был заодно с Уокимом.

– Отец, – сказал Том, в один вечер, когда праздники уже приближались к концу: – дядя Глег говорил, что Уоким посылает своего сына к мистеру Стеллингу. Это неправда, что его отправляют во Францию. Вам, я думаю, неприятно, если я буду в одной школе с сыном Уокима – не так ли?

– Это все равно, мой малец, – сказал мистер Теливер: – только не перенимай от него ничего худого. Этот мальчик жалкий уродец и в лице вышел в свою мать; отцовского, я полагаю, в нем немного. Если Уоким посылает своего сына к мистеру Стеллингу, так это значит, что он хорошего о нем мнение. Уоким умеет отличить муку от мякины.

Мистер Теливер в глубине своего сердца гордился этим фактом, что его сын пользуется одинаковыми выгодами с сыном Уокима; но Том вовсе не был спокоен на этот счет, для него было бы гораздо яснее, если б сын адвоката не был уродцем, потому что, в таком случае, Том имел бы в виду отвалять его с полною свободою, совершенно-оправдываемою высокою моралью.

Том вернулся в школу в холодный, дождливый январский день, совершенно гармонировавший с этою тяжелою переменою в его участи. Не будь у него в кармане свертка с леденцами и деревянной куклы для маленькой Лоры, то ни один луч ожидаемого удовольствия не освещал бы тяжелого мрака. Но ему еще приятно было воображать, как маленькая Лора выставит свои губенки и ручки для кусочков леденца; и чтоб придать более жизни этим воображаемым удовольствиям, он вынул сверток, прорвал в нем маленькую дырочку и откусил палочку леденца. Это имело такое утешительное действие под ограниченным горизонтом мокрого зонтика, что он повторил на пути несколько раз тот же самый процесс.

– А, Теливер! очень рады вас опять видеть, – сказал мистер Стеллинг радушно. – Раздевайтесь и идите в классную комнату до обеда. Вы там найдете светлый огонек и нового товарища.