Перед прибытием нашего командировочного умерли родители Алены. Буквально по щелчку - раз - и все.

Леша приехал слишком неожиданно и, увидев нас с Аленой и детьми, закатил истерику. Он даже не захотел слушать ее, а мне попросту набил морду. Наговорил обоим кучу гадких и едких слов. Алена кричала, пыталась объяснить ему ситуацию, сделать тесты ДНК, вот только Лешу не особо колыхало все это. Он сделал вывод по тому, что увидел и услышал. А увидел он кольца и детей, кричащих мне заветное «папа».

Да любой бы на его месте подумал, что его дурят. Даже я.

Моя надежда освободиться из-под этого семейного бремени развеялась словно дым, когда Ледник снова куда-то ввязался, в какую-то командировку и пропал из зоны досягаемости.

Алена рыдала ночами, огрызалась на меня, выставляя виноватым. Я отвечал встречными нападками, что все это было ее идеей и я не при чем. Но разве это волнует отчаявшуюся женщину?

Мы жили так еще какое-то время, я работал и содержал семью. Я не любил Алену, но безгранично любил девчонок. Пусть они не мои, но не мог я запретить им воспринимать себя как родного отца.

Между нами с «женой» произошел секс всего один раз. Наверное, из жалости и от отчаяния. В тот день я пришел с работы и не находил себе места, поскольку все казалось чужим, я не чувствовал себя нужным. Не мог уснуть, пришел на кухню, начал скандалить и высказывать упреки. Тогда Алена меня заткнула поцелуем, чтобы не разбудил детей. И как-то все само собой произошло.

После этого момента все усугубилось. Алена стала ещё более раздражительной, в ней шла неведомая борьба. Тут недалеко и с ума сойти, когда в твоем сердце живет один мужчина, а под боком постоянно находится другой. Но ведь она сама загнала нас в этот порочный круг.

Родители Алены мертвы, а значит мы могли бы развестись, но дети… Мне было жалко их, я привязался, полюбил. Искать себе кого-то на стороне и попасться знакомым на глаза не хотелось, чтобы на Алену смотрели как на олениху с рогами. Приходилось вот так и сидеть в этом капкане.

Инга молча слушает мой поток сбивчивых слов и объяснений, до крови ковыряет ногтями заусенцу на большом пальце, закусив губу. В ее глазах стоят слезы, кажется что вот-вот она моргнет и огромные соленые капли сорвутся на пол.

- И что дальше? - сиплым голосом спрашивает она.

- А дальше… я вписался в расследование новых нестабильных наркотиков, помогал жениху твоей подруги с его клубом, где расползалась эта дурь. Следил долго, пока не встретил тебя. А точнее не нашел, - замолкаю и стараюсь понять, а уместен ли сейчас мой план разговора или нет. Девушка даже не смотрит на меня, все так же терзая ногтями заусенцы.

Я все планировал сегодня иначе, хотел плавно подвести Ингу к пониманию своей значимости в моей жизни… К черту, будь что будет.

- Я приходил к тебе в больницу несколько раз, но не решался показаться. Не знаю, Инга, но в тебе было нечто такое, что меня покорило, - впервые за все время разговора, девушка поднимает на меня взгляд и слезинки начинают свой бег наперегонки по ее щекам. - Я чувствовал себя конченной тварью и извращенцем, честное слово, но не мог выбросить тебя из головы. Когда я пришел узнать о твоем самочувствии последний раз, в голове промелькнула шальная мысль: «А что было бы, если бы я отказался помочь Алене? Что, если бы мать отправила ее на аборт и девочки бы не родились? Я бы не потерял друга и не сидел бы сейчас в больнице, не занимался угрызениями совести. А познакомился бы с тобой.»

Отхожу к стене и упираюсь в нее лбом. Самое сложное, осталось сказать самое тяжелое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Говорить правду всегда сложно и больно. Особенно человеку, который небезразличен и его можно этим ранить.

- Мысли материальны, Инга. Я вернулся к семье, а после все пошло под откос. Мы думали, что поймали всех скотов, но потом вышли на след в одном из подпольных казино. Да, я руководил захватом, но то, что написано в твоей папке, ложь. Я не знал о том, что детей похитили. Алена звонила моему командиру, сообщила о похищении и о том, что ей были выдвинуты требования - передать мне, чтобы прекратил захват. Но этот мудак-капитан решил не срывать операцию. Тварь, ненавижу! - ударяю в стену кулаком, а внутри все жжет от боли.

Они же ни в чем не были виноваты! Как можно было сделать этот выбор вместо меня?!

- Мой напарник слышал разговор командира с Аленой и пытался предупредить, но не успел вовремя. Начался штурм, напарника убили, как оказалось мы ничего не добились. Поставщик снова скрылся. После штурма командир дал мне телефон и рекомендовал позвонить жене. Но было поздно. Наших детей уже не было в живых. Я сорвался и хорошенько начистил морду начальнику, мог и убить… Почти убил. Вершитель, сука, судеб! Меня задержали, посадили в обезьянник...

- Что потом? - всхлипывает Инга и я делаю шаг в ее сторону, но она качает головой и выставляет вперед ладонь, запрещая мне подходить.

- После задержания и нескольких часов в клетке, я вернулся домой и застал Алену, ожидающую моего прихода на подоконнике. Она наговорила мне много всего, прокляла и покончила с собой. После этого мы с Лехой встретились на похоронах. Он ничего не сказал, но я понял, что зла на меня он больше не держит и сочувствует. Мы оба не решились заговорить друг с другом.

- Ты не сказал ему правду? - удивленно приподнимает брови Инга.

- А как ты себе это представляешь? Эй, чувак, тут такое дело, дети которых грохнули нарко-ублюдки были твоими и жена моя любила тебя всю жизнь?! - из груди вырывается нервный смех и я закрываю лицо руками.

- Почему нельзя было признаться мне в этом сразу? - вновь подает голос Инга.

- Я боялся, замкнулся, зациклился… Как видишь, семья в моей жизни не прижилась и я побоялся впускать в нее еще кого-нибудь. Я не готов был делиться с кем-либо своей историей… До тебя. Но прости, я слишком долго зрел, - надеюсь увидеть на ее лице хотя бы йоту прощения, но ничего. - Я долго восстанавливался морально и эмоционально. Меня признали здоровым и допустили до работы в личной охране в частной организации. Но я все равно искал следы того дела. Мне до сих пор хочется отомстить за пять сломанных и разрушенных жизней.

- Пять?