– Как Дональд Трамп?

– Типа того. Ты когда-нибудь ездила на Манхэттен, когда жила в Бруклине? – И тут меня осеняет: – Эй, а почему у тебя нет бруклинского акцента?

– Может, потому, что мои родители не были коренными ньюйоркцами. Папа из Огайо, мама выросла в Калифорнии. Наверное, я говорю так же, как они. И конечно, я бывала на Манхэттене – или ты думаешь, что всю свою жизнь я провела под Бруклинским мостом, словно тролль?

Я фыркаю.

– И даже бывала в Верхнем Ист-Сайде?

– Конечно. У меня была подруга, которая жила… – Элли делает большие глаза. – Офигеть! «Хейворд-Плаза». До меня только что дошло.

Выражение благоговения на ее лице вызывает у меня широкую улыбку.

– Ты владеешь отелем «Хейворд-Плаза»? – восклицает Элли.

– Я лично? Нет. Но когда-нибудь, наверное, унаследую. Мамина семья, Хейворды, владеет недвижимостью по всему миру. В большей степени отелями, но еще у нас есть тот крутой жилой комплекс в Абу-Даби, построенный почти целиком из стекла. Он…

– Так, лучше тебе замолчать, а то мне уже хочется ударить тебя. Честное слово, представить себе не могла, что ты настолько богат. Даже не пойму, то ли это меня заводит, то ли, наоборот, убивает все желание.

– Заводит, – немедленно отзываюсь я. – Все во мне тебя заводит, помнишь?

Она фыркает.

– Ну-ну, как скажешь.

Нахально улыбаясь, я показываю на разные части своего тела.

– Мое лицо? Сексуальное. Грудь? Сексуальная. Я бы перевернулся и показал тебе свою задницу, но мы оба знаем, что она тоже сексуальная, так что останусь лежать. Мой член? Охренеть какой сексуальный. А теперь перейдем к нефизическим офигенным качествам Дина.

– Говорить о себе в третьем лице – несексуально.

Я игнорирую шпильку Элли.

– Во-первых, я восхитительный. У меня непревзойденное чувство юмора, само собой.

– Само собой, – сухим тоном повторяет она.

– Я необычайно талантлив в искусстве беседы.

Она кивает.

– Конечно, когда речь идет о тебе.

– Конечно. – Я притворяюсь задумавшимся. – О, и еще я телепат. Честно. Мне всегда известно, о чем думает другой человек.

– Да? И о чем же я сейчас думаю? – вызывающе спрашивает Элли.

– Ты хочешь, чтобы я заткнулся и снова тебя трахнул.

Она в изумлении качает головой.

– Ни черта себе! Серьезно, я именно об этом и думала.

Я усмехаюсь и стучу пальцем по своему лбу.

– Говорил же, телепат.

– Мои поздравления. – Элли вздыхает. – Сколько презервативов ты взял?

– Один.

– Двоечник. Сунь руку вон в тот ящик – там должна быть еще парочка.

Я открываю ящик тумбочки, в котором – ничего себе, вы только посмотрите! – помимо резинок находится кое-что еще. Моя рука вытаскивает силиконовый вибратор забавного розового цвета, длиной не меньше семнадцати сантиметров.

– Ого, и кто этот малыш? – Я покачиваю им вверх-вниз, и он своей гибкостью напоминает настоящий член.

Элли выхватывает его из моей руки.

– Маленький? Лучше возьми свои слова обратно – или у Уинстона разовьется комплекс неполноценности.

– Уинстона? Ты серьезно?

– Да ладно тебе! Или хочешь сказать, что он не похож на Уинстона?

Я рассматриваю розовую игрушку. Для штуки, изображающей член, он какой-то уж сильно девчачий. И, насколько я слышал, Уинстон – девчачье имя.

– Хм, почему, похож.

Элли согласно кивает.

– У меня талант выбирать самые подходящие имена для членов.

Я тут же хмурюсь и сердито смотрю на нее.

– Даже не думай называть мой, слышишь?

– А что? Боишься, что мое имя будет лучше, чем то, которое ты сам придумал? – спрашивает она приторно-сладким голосом.

– Кто сказал, что я как-то назвал свой член?

Элли с вызовом склоняет голову набок.

– Скажешь, нет?

В ответ я лишь пожимаю плечами.

– Ха, я так и знала! И как его зовут?

Я хмурюсь еще сильнее.

– Ну давай, скажи мне, – просит она. – Обещаю, не буду смеяться.

После пяти секунд внутренних споров я сдаюсь.

– Дин-младший.

Элли даже завывает от смеха.

– Боже, ну конечно! Какой ты зануда!

В ответ я щипаю ее за бедро, но она смеется еще сильнее, и мне приходится заставить Элли замолчать, перевернув ее на спину и накрыв рот своим. Она тут же приоткрывает губы, чтобы впустить мой язык, и вот мы уже жарко целуемся и тремся друг о друга, как кошки.

Я отстраняюсь и хрипло спрашиваю:

– Не хочешь снова меня связать?

– Нет, я придумала кое-что другое.

– Эх, а мне так хотелось!

– Хватит жаловаться, милый. Поверь, тебе это понравится.

Теперь Элли переворачивает меня на спину и вызывает у меня стоны, когда начинает целовать мое тело сверху вниз. Через несколько секунд ее теплый рот смыкается вокруг моего члена, и… да… Дин-младший точно не станет жаловаться.

Дин

Субботний матч против команды Йеля начинается многообещающе.

Гаррет почти сразу же забивает шайбу в их ворота, и почти весь первый период нам удается держать соперника за пределами нашей зоны, за исключением момента, когда Бродовски по своей дурости уходит с позиции и впускает к нам центрального и правого нападающих Йеля.

Из-за этого болвана я оказываюсь один против них двоих, и только по счастливой случайности им не удается забить нам – шайба попадает в штангу. Я бросаюсь к отскочившей шайбе и делаю быстрый пас Хантеру. Наши нападающие беспрепятственно пересекают красную линию и входят в зону Йеля, в то время как я изо всех сил стараюсь не придушить Бродовски, когда мы мчимся к нашей скамейке, чтобы смениться.

Я брызгаю водой в лицо и сплевываю. По мне струится пот: удерживать оборону в одиночку было очень непросто.

Сидящий рядом Бродовски красный от стыда, и поделом.

– Я облажался, – бормочет он мне.

Стиснув зубы, я отвечаю:

– Со всеми бывает.

Потому что именно так ты и должен отвечать, когда являешься частью команды. Здесь, в Брайаре, мы не ищем виноватых.

Но если уж на то пошло, кто виноват в том прорыве? Конечно, Бродовски.

– Что случилось с твоей губой? – спрашивает он, глядя на маленькую красную ранку на моей нижней губе.