Всё же переборов собственную трусливость, Горбовский нашёл в телефонной книжке номер отца и быстро, пытаясь не думать ни о чём, ткнул пальцем в значок с трубкой. Приложил мобильник к уху и застыл, сглатывая вязкую слюну.

Андрей Вячеславович всегда вставал рано. На часах было одиннадцать утра, поэтому Виктор понимал, что если отец захочет, то примет звонок. На работе он быть просто не мог — пару лет как ушёл на пенсию, теперь только консультировал по телефону или интернету. Но не по выходным. Об этом Виктору говорил Макс. В субботу и воскресенье Горбовский-старший отдыхал.

Один гудок, два, три… пять… На шестом в трубке послышалось сварливое:

— Ну, здравствуй.

Ответил…

У Виктора будто гора с плеч свалилась. Ерунда вроде бы, всего-то одно слово, но он же знал отца. Тот сделал первый шаг — значит, готов пойти навстречу и выслушать.

— Здравствуй, пап. Мне твоя помощь нужна.

— Решил всё-таки вернуть семью? — хмыкнул Андрей Вячеславович. — Перестанешь ровно сидеть на заднице наконец?

Да… Со стороны, скорее всего, так это и выглядело. Даже со стороны отца, что уж говорить о посторонних людях. Не стал валяться в ногах у жены, не попытался нормально поговорить с детьми, позволил им поменять фамилию и отчество… Значит, не захотел бороться.

Но как бороться, если от твоей «борьбы» может умереть женщина, которую ты любишь? Как бороться, если за те несколько месяцев, что Горбовский дал детям, надеясь, что они остынут, Максим и Марина ещё сильнее ожесточились к нему? Как бороться, если отвернулись разом все, даже собственные родители? Как бороться, если его осторожность и деликатность, нежелание идти на открытый конфликт — всё выглядело как трусость? Как бороться, если любая попытка приблизиться воспринималась сыном однозначно: словно откуп? И это ощущение, по-видимому, со временем становилось в Максе всё сильнее. Он не видел или не хотел видеть искренности отца, общался лишь для галочки.

Как-то так получилось, что из-за связи с Дашей Виктор будто бы стал должен всем вокруг, но при этом остальные члены семьи потеряли обязательства перед ним. Дети перестали считать себя его детьми, родители тоже отстранились. Горбовский никого не осуждал и не обвинял, просто констатировал факт — никто не захотел пойти ему навстречу даже в малости, хотя бы всего лишь выслушать объяснения. Пусть они были бы нелепые. Но хотя бы выслушать. Все настолько обиделись, что забыли: он тоже человек. Сволочь, конечно. И предатель. Но человек всё-таки, а не балласт, который можно взять и выбросить за борт.

Горбовский понимал, откуда растут ноги у такого отношения, и потому не обижался. Он и сам «выбросил за борт» Иру и детей, когда начинал интрижку с Дашей. Поэтому, когда всё вскрылось, они ответили ему тем же…

— Не в этом дело, пап. Я, конечно, хотел бы, но сейчас речь кое о чём более важном, а не о моих хотелках. Мы можем встретиться? Мне нужно показать тебе… один документ.

— Документ? — Андрей Вячеславович явно не ожидал подобных слов. — Хм… Хорошо. Приезжай к нам в загородный дом, мы с матерью сейчас здесь.

— Сегодня можно?

— Можно.

Виктор положил трубку и вздохнул, ощущая себя так, будто только что пробежал несколько километров.

Жаль, что до финиша ещё далеко…

55

Виктор

Отец изменился. Постарел, да. И сильно, всё-таки двенадцать лет… Виктор видел его фотографии в Ирином альбоме, но фотографии — одно, а жизнь — совсем другое.

Андрей Вячеславович, высокий и такой же лысый, как Виктор, сильно похудевший, смотрел на него хмуро, но, по крайней мере, без неодобрения. Голубые глаза, ставшие за прошедшие годы более выпуклыми и водянистыми, блестели, словно от непролитых слёз.

Мама, по-прежнему стройная, но уже не темноволосая, а полуседая, эмоции, в отличие от отца, сдерживать не стала. И как только Виктор приблизился к крыльцу их загородного дома, побежала навстречу и крепко обняла, расплакавшись.

— Витя, наконец-то! Я уж думала, ты никогда к нам не приедешь!

— Извини, мам, — прошептал Горбовский, погладив женщину по волосам. И вспомнил, что говорила Ира. Действительно, надо было давно проявить инициативу… Но он тупил. Ему казалось, раз мать крайне редко соглашается на встречи, значит, не желает видеть, а отец в таком случае тем более. — Я тугодум. Пойдём в дом, а то замёрзнешь. Зима, а ты в одном шерстяном платке выскочила на улицу, а папа вообще…

— А я в шерстяном свитере и тёплых брюках, — отрезал Андрей Вячеславович, подходя ближе, и хлопнул Виктора ладонью по спине. — Но и правда пошли. Мать, как узнала, что ты приедешь, сразу пирог в духовку поставила. Твой любимый, с яблоками.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Горбовский, следуя за родителями. Хотелось сразу начать разговор о деле, но Виктор сдержался. Сначала всё-таки попьёт чаю, уважит мамины старания. А то если с порога заявить об Ириных проблемах, настроения на пироги уже ни у кого не останется. У него и сейчас не особо оно было, но обижать маму не стоило.

И Виктор сел за стол в большой столовой, отделанной деревом на манер бани, и принимал мамины ухаживания. Выпил здоровенную чашку чая, съел не менее здоровенный кусок шарлотки, терпеливо отвечая на вопросы о себе. Как дела в клинике, как здоровье, где планирует встречать Новый год… От последнего вопроса Виктор и вовсе оторопел — он как-то умудрился забыть, что до Нового года осталось меньше двух недель. И не было у него, как и всегда, на этот праздник никаких планов. Впрочем, учитывая ситуацию с Ирой… возможно, скоро будут.

А потом мама ушла на кухню с грязной посудой, и Андрей Вячеславович, посмотрев на сына с внимательным прищуром, произнёс:

— Молодец, что не стал свои новости сразу вываливать, мать пожалел. Пока ты сюда ехал, я поразмыслил и понял: наверняка с Ирой что-то. Угадал?

Горбовский-старший никогда не был идиотом, поэтому Виктор нисколько не удивился, услышав верное предположение.

— Да, пап. В общем… — Он вытащил телефон, открыл переписку с Машей, загрузил присланный скан Ириной выписки и протянул мобильный отцу. — Вот, смотри.

Пока Андрей Вячеславович с непроницаемым лицом читал то, что было написано в документе, Виктор быстро рассказывал о том, как позвонил Вронской и что она ему впоследствии сообщила.

— Ясно всё, — вздохнул отец, отложив телефон на стол, и покачал головой. — Да, Витя, натворил ты дел… Хотя справедливости ради: у Иры и тогда были проблемы с сердцем, просто никто, в том числе и она сама, о них не знал. Однако, если бы не твой загул,