идеи. Думая, что создаю нечто новое, доселе никем не воплощаемое, я лишь постигал премудрость изначального Творца моего. Но и это много больше того, на что я прежде мог рассчитывать.

Глава 11

Из облаков выглянул первый луч солнца, как обещание нового, светлого дня. Но вскоре он был пожран мутными серыми тучами, наползающими со всех сторон. Моя мечущаяся душа гнала эти небесные покрывала, словно стражников, призванных поймать и заточить в темницы печали всех вестников света.

С тех пор как я сотворил для Мариамны Адама, Варгаар погрузился в мрачную, безысходно-серую угрюмость. Меня не радовали больше рассветы и закаты, не вдохновляли высокие волны, мечущиеся в прибрежных скальных бухтах, не будоражил ураган, несшийся по бескрайним степям, и не волновала песнь дубов-великанов, навеки запутавшаяся в их пышных кронах.

Словно раскаты дребезжащего колокола душевные переживания отдавали и в неугомонном теле моем. Оно томилось в назойливом зуде вожделения, столь неуместном и непостижимом в сложившихся обстоятельствах

Я наблюдал за милующимися, и в тайном своем подсматривании углядывал не только заботу и отеческую любовь, но и зависть. Так порой случается: родитель, желающий, чтобы его дети реализовали то, что не удалось ему, зачастую становится заложником зависти. Он вынужден наблюдать, как сочный, сладкий, столь желанный им когда-то плод, достался детям, легко достался, играючи. Родитель в этот момент вообще не думает о том, что для ребенка этот мимоходом ухваченный трофей может вообще ничего не значить.

Я не знал, как дальше будет развиваться история моих голубков, я просто наблюдал, как блеклый призрак моей возлюбленной и красивый молодой мужчина (коим я уже не был) имели то, чего я был лишен, и это заставило меня признать, как в действительности я здесь одинок. Ни одна, созданная в Варгааре тварь, не в состоянии постигнуть замысла моего, она даже никогда не будет стремиться к этому! Никогда я не узрею торжества чьей-то мысли или идеи в этом мире! Никто не оценит и не поразится моим творениям, никто не задумается, почему я создал этот мир таким! Никто…

Единственных подобных мне, но поглощенных друг другом существ, я в расчет не брал. Сложно было поверить в то, что неспособные разомкнуть объятия любовники, могут быть годны на что-либо кроме тупого размножения. Видимо, я вложил в Адама слишком много любви к преследуемому мною образу.

На самом деле, я не мог поверить в собственных детей, лишь потому что они проецировали все мои самые низменные страсти. Как мог я так обмануться на собственный счет? Как мог не видеть в себе раньше всего того, что так наглядно разворачивалось перед моим взором теперь?

С некоторых пор я стал думать: «Не зачем изначальный Творец создал человека таким никчемным, а почему (коря себя, впрочем, за эти кощунственные мысли?)

Я поборол чувство презрения к самому себе и моим детям только тогда, когда мой ненасытный Адам смог, наконец, оторваться от Мариамны, и устремил взор на степи, леса, горы и морские пучины. Утомленная же девушка, получив желанную защиту и любовь, постепенно вернулась к своим прежним занятиям. Она собирала коренья и фрукты, обустраивала новое жилище, лепила горшки и миски, пока ее мужчина гонялся за зайцами, морскими гребешками и вальдшнепами.

Чем больше добродетелей я пытался в себе взращивать, тем обширнее становилась и обратная сторона моей души. А вместе с набирающей плотность душевной сумеречностью, сгущался и мрак в границах моего нового мира. Утопический Варгаар становился более жизнеспособным, но менее чистым и благостным – в нем появилась насильственная смерть, ее несли теперь не только крылатые ящеры и их пожиратели, но и человек. Я создал Адама сильным, бесстрашным и немного жестоким, я больше не верил, что чистота и безусловная непорочность смогут гарантировать выживание в этом неспокойном, еще не оформившемся мире.

Отныне изменения в Варгааре происходили не от того, что я был уверен в правильности своих решений, но от того, что у меня была лишь одна модель мироздания – та, в которой я вырос. Теперь я видел это совершенно ясно, а еще я осознавал, что начал воплощать свои грандиозные замыслы, не разобравшись в чужом, более совершенном. Я не понимал природу агрессии, не знал, зачем Создатель населил землю существами поедающими друг друга, я просто хотел, чтобы в моем мире этого не было. Но, как оказалось, я понятия не имею, как обходиться без боли, как построить мир, в котором нет страданий, и, главное, нужен ли он такой? Даже в благолепном и светлом Аметрине, где частенько блуждал теперь мой внутренний взор, я встречал горести и невзгоды. Реже, много реже чем здесь, и все же…

Все мои прежние установки рухнули, а нового видения я так и не обрел. Я вынужден был признать, что Варгаар, ничем не отличается от прежних моих художественных отрыжек, и так же, как любое мое произведение, станет экспериментальной площадкой, на которой я буду постигать непонятые мною законы прежнего мира.

Только вот площадка эта в разы помасштабней предыдущих. Я должен буду полюбить своих несовершенных детей, потому что сам сотворил их таковыми, должен буду создать для каждой дышащей твари все условия для самореализации, и должен буду понять, наконец, природу всего того, что окружало меня в том мире, из которого я сбежал в Аметрин. Понять для того, чтобы принять, потому что мой Варгаар, все больше становился зеркальным его отражением.

Но начать мне следовало с самого себя, как с величайшего творения моего Создателя.

Я хотел познать себя в искусстве, и я познавал, но отчего-то меня повергало в ужас то, что я видел. Я все больше и больше поражался самому себе, не мог найти сил, принять собственные несовершенства, от того и прежний дом свой не жаловал. Сбежав оттуда, я не изменил ничего, лишь усугубил градус презрения, потому что в Варгааре видел лишь концентрацию собственных недостатков.

Я знал, что еще довольно долго буду задыхаться от бесконечных нападений, осуждений и претензий к самому себе. Наверное, причиной послужила утраченная связь с родителями, я непроизвольно возложил на себя их функцию – угнетения. Но во мне жила надежда, что рано или поздно я смогу полюбит себя, ведь иначе я так и не приму Варгаар, а это будет крахом всей моей жизни.

Все истинное творчество зиждется на любви. Фундаментом для создания Аметрина послужила моя любовь к Мари. Варгаар же стоит на гниленьких сваях, моей неуверенности, это стало мне, наконец, ясно.

Глава 12

Шли месяцы, я по-прежнему чувствовал