Обведя взглядом помещение, я заметила, что в углу на стене прибита полочка, а на ней стоит какая-то иконка. И тут меня словно осенило. Это монастырь. Заброшенный маленький монастырь. Недалеко от сквера, где меня и подкараулил отчим. Вот только как мне это поможет?! Я пока не могла понять. Может, мне удастся как-то выкрасть у него телефон?!

Щелчок… стоп, а откуда у него мой телефон? В том, что трубка моя, я не сомневалась. Потому как на звонке у меня стоял кусочек песни Билли Айлиш, а этот мудак вряд ли слушает подобную музыку…

– Какая ты гордая, моя маленькая Уля! Какой была, такой и осталась, – с ухмылкой проговорил он, – не будешь просить, чтобы отпустил тебя? – он дернул меня за волосы, и мне пришлось поднять лицо.

Я посмотрела ему прямо в глаза, хоть и помнила из встреч с психологом, а потом и когда ходила на курсы самообороны, что не стоит смотреть нападающим прямо в глаза, это только больше злит их, но сдержаться я не смогла.

– А что просить? Ты же меня все равно не отпустишь, мразь, – я плюнула ему в лицо и тут же была за это наказана.

Удар кулаком пришелся точно мне в переносицу. Я отлетела назад, но по инерции взбрыкнула так, что носком ботинка угодила отчиму как раз по яйцам. Как так получилось, сама не поняла. Но когда он взревел, меня этот крик привел в себя, и я, уже не обращая внимания на хлынувшую кровь из носа, подскочила к нему. Он, согнувшись пополам, шумно глотал воздух ртом, сыпля проклятия в мою сторону. Я выхватила торчащий из его кармана телефон и… Господи, да это же мой телефон. Разблокировав трубку, начала тыкать пальцами в экран.

– Дура, я тебя укокошу, маленькая дрянь, – прохрипел отчим и качнулся в мою сторону.

– Иди в жопу, ублюдок! – выкрикнула я.

Набрала номер один-один-два, и… пошел вызов.

– Ах, ты сука… – он одной рукой сжимал свое хозяйство, а другую протянул ко мне, чтобы отнять телефон, – отдай сюда, дрянь…

Но я, увернувшись, отскочила в сторону и спряталась за спинку кровати.

– Вы позвонили в службу спасения, что у вас случилось…

– Помогите, меня похитили! – я успела выкрикнуть только эти слова, когда отчим, выхватив телефон, с силой швырнул его в стену.

Тот разлетелся на мелкие детальки. А меня он, схватив за волосы на макушке, вытащил из-за кровати.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! – взревела я раненным зверем. – Бо-о-о-ольно!

– Нет, сука мелкая, это еще не больно, – прошипел он смрадным дыханием мне в лицо и с силой вдавил меня лицом в вонючий старый матрас, – сейчас ты поймешь, что такое боль.

Он зафиксировал мою голову за шею, и мой слух резанул звук расстегнувшейся молнии.

– Не-е-е-ет, – прохрипела я.

– О, да, моя маленькая Уля! – пробасил отчим и дернул вниз мои штаны.

Пояс больно впился в бедренные косточки, и я завопила в голос.

– Заткнись! – зарычал отчим. – Строишь из себя тут целку, а сама-то уже вся протраханная, будто кошка помойная.

Ткань штанов треснула, и оголенную кожу облизала промозглая сырость.

– М-м-м-м-м, – только и смогла я промычать, при этом неистово дергаясь в цепких руках мужчины.

– Что? Спрашиваешь, откуда узнал? О, я тебе расскажу сейчас, – ягодицу в этот же миг обжег хлесткий удар. – Всегда нравилась твоя упругая задница, а особенно, когда ты ей вертишь на сцене! Хочешь спросить, откуда знаю? О, крошка, я знаю о тебе все. Жаль, что твоя мамашка, коза тупоголовая, тогда два года назад послушала тебя. Если бы она оказалась не такой рохлей, ты бы не оказалась под этим сраным индусом, а трахалась бы со мной. Что, хочешь спросить, откуда я это знаю?

Я задрожала всем телом, когда эта свинья провела своим членом или, может, языком, я не видела, поэтому не могла понять, что это было точно. Но что-то влажное скользнуло между моих ягодиц, и меня чуть не вывернуло наизнанку от осознания того, что меня снова касается этот ублюдок.

Я вновь замычала в матрас и задергалась всем телом.

– А ты знаешь, что твой ебарек перевел-таки тебе еврики?!

Я закаменела в его руках.

«Откуда, он это знает? ОТКУДА!»

– О, я вижу, тебе интересно! Ты вся изнываешь любопытством?! – вместе со словами он продолжал наглаживать… членом… теперь я точно поняла, что это был член, так как в это же время его язык болтал без умолку. – Блядь, да что же это за косяк такой?! Ну-ка, крошка, возбуди своего папочку. Папочка хочет вдуть своей падчерице по самые гланды. Я об этом два года мечтал.

Я в отчаянии начала бить пятками по его ягодицам, но он только заржал в голос и сдавил мою шею сильнее, отчего воздуха стало поступать в легкие меньше.

– Если ты не прекратишь, я тебе подрежу на пятках сухожилия и буду трахать, пока ты будешь истекать кровью, а потом, как и твоих подружек, не состоявшихся моих падчериц, задушу и закопаю в одной из келий этого монастыря. И никто вас здесь днем с огнем не сыщет, – он снова заржал, а у меня спина покрылась липким потом от страха. – Я следил не только за тобой, малышка, ты уж не обессудь, вас у меня таких на обеспечении десяточек точно наберется. Я очищу этот мир от грязных малолетних шлюх, возомнивших себя черт знает кем.

Меня перекосило всю, когда он большим пальцем начал оглаживать колечко моего ануса.

«Нет! Я этого не переживу, не смогу больше пережить! Эти его касания я больше не смогу заглушить ничем. Если, конечно, он не убьет меня!»

– …а ты такая умница, сама все сделала, как будто почувствовала, что твоя очередь пришла. А я следил, выжидал, а когда увидел, что телефон дома забыла, когда убегала, как сумасшедшая, из квартиры, так и сразу понял, что все, теперь ты моя! И хахалю твоему нерусскому отписался, когда увидел, от кого перевод пришел. Я сразу все понял, что запал на тебя этот чертяка… ну, ты сама виновата, нехер было перед ним извиваться в своей ублюдской клетке…

Отчим рассирался бессвязными отрывками, но я и так все понимала. Все складывалась в один огромный паззл. Теперь понятны были все мои страхи и ощущения того, что за мной кто-то следит. Значит, он за мной всегда следил и не выпускал меня из-под своего контроля. А я-то надеялась, что он забыл про меня. Что испугался угроз матери.

И пока мысли лились рекой в голову, я неожиданно в этот миг почувствовала, как его палец скользнул в тугую глубину ануса. Меня будто оглушили, и я, уже не сдерживая рыданий, завыла в голос, выпуская на волю весь страх и всю боль, которая была внутри.

– А-а-а-ащ-щ-щ, – зашипел он мне в шею и толкнулся глубже, – плачь, гадкая шлюшка, недолго тебе еще омывать эту землю своими грязными слезами.

Я пробирался сквозь кусты колючего терна, царапая незащищенную кожу рук. За непроглядной стеной живой изгороди уже виднелись стены старого заброшенного монастыря.