Я ушла тогда после вечеринки. После того, как он доверился мне, что, вероятно, стоило ему изрядного мужества. Если все было правда, то я первая, кому он рассказал о той ночи. А я бросила его там.

– Я просто подумала, что мы… – Я сделала шаг в его сторону, но остановилась, когда он снял свой халат со шкафа и закрыл дверцу.

– Нет, – сказал он твердо, облачаясь в халат. Он избегал смотреть в мою сторону. – Тебе нужно идти. Воспользуйся перерывом, сделай что-нибудь хорошее.

– Сэм, – попросила я, но он пресек меня.

– То, что ты в пятницу просто ушла, было единственно верной реакцией. Мне никогда нельзя было тебе этого рассказывать, поэтому давай просто сделаем вид, что…

– Не валяй дурака! – Я не понимала, на что вдруг взъелась, но его патетика меня взбесила. Он не имел права жалеть себя и потакать своему чувству вины. – То, что ты пережил, ужасно, мне очень жаль. Но тот факт, что ты не смог предотвратить… чью-то смерть, не делает тебя плохим человеком.

Я почти поверила самой себе, так убедительно прозвучали мои слова. Но лишь почти, ведь в голове у меня была лишь одна мысль: Ты предаешь брата.

В этот момент что-то во взгляде Сэма сломалось. Не говоря ни слова, он повернулся. Он с такой силой ударил кулаком о металлическую дверь, что загромыхало на весь подвал. Он помедлил несколько секунд, затем снова посмотрел на меня. Его глаза подозрительно заблестели. О господи, только не дай ему разреветься…

– Я все сделал неправильно, – выдавил он. – Я выпил с Тедди, я вел себя как полный идиот, когда целовал тебя, совсем не подумав о том, как это на тебя подействует. Не подумал, что я не единственный, у кого есть причина не пить.

Я тоже схватилась за шкафчики. Мне нужно было за что-то удержаться.

– Ты действительно никому больше об этом не рассказывал?

Он покачал головой.

– Как? То есть… вообще никому? Даже Тедди или твоему?..

– Нет. – Он сильно сглотнул, не смотря в мою сторону. – Ни Тедди, ни Коулу. Ни… моим родителям, даже им. Они, конечно, задавали вопросы, когда я неожиданно вернулся в Ванкувер, хотя семестр только начался. Я сказал им только про Теа, я все свалил на наш разрыв. Мне было все равно, что они подумают, сказал, что я больше не могу, что отказался от своей мечты из-за девушки. Я устал до смерти, я даже плакать не мог. Они решили, что это несчастная любовь, гребаное разбитое сердце. Прикинь?

В его словах было столько боли, что мне хотелось его обнять. И обнимать так долго, пока нам обоим не станет понятно, что все будет хорошо.

– Почему?.. – начала я осторожно, но он перебил меня.

– Почему я ничего не предпринял? Как я мог допустить такое? О, поверь мне, этот вопрос я задаю себе с тех пор каждый день. Как я мог допустить, чтобы он закинулся этой дрянью, будучи в стельку пьяным? И как я после этого мог оставить его одного?! Как я мог не подумать о последствиях? И как я сейчас могу на бесконечных семинарах учиться спасать жизни, заводить сердце, в то время как сам, когда это было важно, не сделал этого! – Насколько угрожающе спокойно звучал его голос вначале, настолько же сейчас он захлебывался словами.

– Я не об этом. – Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы говорить спокойно и держать себя в руках, ведь еще несколько минут назад я сама была готова съехать с катушек.

Мое сердце остановилось, когда Сэм снова сжал кулаки. Но вместо того, чтобы ударить по шкафчику, он в отчаянии провел рукой по лицу.

– Почему ты ни с кем не обсуждал это?

– Как ты себе это представляешь?! – закричал он, и слезы брызнули у него из глаз. – Как я должен был сообщить людям, которые меня любят, что я чудовище?

– Ты не чудовище! – я произнесла каждое слово по отдельности. Мне с трудом удалось тоже не закричать. – Ты совершил ошибку, так же как мы все совершаем ошибки, имеющие последствия. Ужасные, бессмысленные, трагические, но не они определяют тебя. Ты понимаешь? Ты будешь сожалеть, ты… ты самый вдохновляющий и самый отзывчивый человек из всех, кого я знаю. Ты стольким делишься с младшими студентами. Ты все делаешь для того, чтобы дать что-то другим.

Слова лились из меня бесконтрольным потоком. Возможно, произносить их было правильно, наверное, все сказанное было справедливым. И в то же время ровно противоположным тому, во что мне следовало верить.

– Блин, да неважно, что я делаю, как стараюсь наладить жизнь. Она никогда не наладится, оно всегда будет со мной, оно…

– Хватит уже, хватит! Ужасно потерять кого-то. Но, упрекая себя за это всю жизнь, никого не вернешь.

Сэм вдруг изменился в лице.

Я слишком глубоко копнула?

Я выдала себя?

– Прости, я… Я рассказываю тебе все это дерьмо и ни разу не подумал, каково тебе… что с твоей сестрой…

Черт. Я знала, что он спросит.

– Нет, – перебила я его, металл в моем голосе удивил меня саму. – Послушай, я не могу. Говорить об этом, вспоминать об этом, снова и снова.

– Тогда почему ты здесь?

У меня сперло дыхание. Ответ был простым. Я закрыла глаза. Самое трудное было впереди.

Вдох-выдох. Открыть глаза.

– Потому что ты мне нравишься, Сэм. Потому что ты мне небезразличен. И потому что я хочу, чтобы между нами было понимание.

– Я тоже этого хочу, – сказал он. Его слова прозвучали как пощечина. Звонко и больно.

Он тоже хотел, он хотел.

– Но это возможно только если ты мне кое-что пообещаешь, – мой голос прозвучал сдавленно. Сэм смотрел жестко, но потом какая-то тень пробежала по его лицу.

– Что?

– Я… я хотела бы смотреть вперед. Я больше не хочу быть девочкой с трагическим прошлым. Я больше не выдержу, я…

– Тогда скажи, чего ты хочешь от меня?

– Твое слово. Что ты будешь уважать мои желания. Никаких вопросов, никаких копаний в прошлом.

В его глазах блеснуло несогласие.

– Пожалуйста, – почти прошептала я.

Он резко сглотнул.

– Я не считаю это правильным, но уважаю твою просьбу. И я обещаю тебе. По одной простой причине.

– Какой?

– Ты мне небезразлична.

Черт.

Вот оно. Я знала, что он однажды это скажет. Я знала это в ту секунду, когда он попросил мой телефон, когда помог мне почувствовать почву под ногами, хотя она почти ушла и оставила только пустоту. Я знала это с самого начала.

Потому что чувствовала то же самое.

У меня потекли слезы, я едва заметила, что одна слезинка уже катилась по правой щеке. Окружающий мир потерял очертания, но оставался четким. Если мир и исчезал, то я видела его очень ясно.