обтягивающие синие брюки, коричневые кожаные туфли и белую рубашку на пуговицах, которая выглядит на пару размеров меньше.

Он всегда так хорошо выглядел, или это мой влюбленный мозг начинает искажать реальность?

Сделав глоток черного кофе, он ставит чашку на стол и подходит. Стоя всего в футе от меня, он смотрит на бумагу в моих руках. Мои щеки начинают гореть, это невысказанное между нами становится все более напряженным с каждой секундой.

— Я понял, что то, что мы сделали вчера, было неправильно с моей стороны. Мне никогда не следовало использовать эту… игрушку против тебя в качестве наказания, потому что это был вопрос без ответа в этой форме. Обычно я не совершаю подобных ошибок.

— Я была в порядке, — быстро отвечаю я.

Он действительно беспокоится, что сделал что-то со мной против моей воли?

— Но мне нужно знать, что ты не против. Мне нужно заранее получить твое согласие на все, Шарлотта. Не только некоторые вещи…

Его пронзительные зеленые глаза поднимаются от бумаги к моему лицу, и я мгновенно таю от соприкосновения.

Он хочет знать все о сексе. Могу ли я действительно ответить на эти вопросы?

— Но ты сказал…

Боже, я не могу этого сказать. Я не могу снова так небрежно заговаривать о сексе. Без намека на романтику между нами, рассматривая это как галочку в списке дел, как будто это ничего не значит.

— Я знаю, что я сказал, и только потому, что ты говоришь, что это нормально, что такие вещи случаются, это не значит, что они будут происходить.

Мой взгляд опускается вниз, надеясь, передать разочарование, которое я испытываю от этого заявления.

Я не хотела, чтобы все это происходило именно так. Когда я нахожусь в положении, когда могу сказать: Да, я хочу, чтобы ты трахнул меня, только для того, чтобы он сказал мне, что не сделает этого. Я чувствую себя идиоткой.

Должна ли я просто сохранить свою гордость и написать ноль рядом со всем этим? Что бы он при этом почувствовал?

— Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, — мягко говорит он, как будто пытается пощадить мои чувства.

— Ладно.

Весь этот разговор с утра первым делом приводит меня в скверное настроение. Я чувствую себя уязвимой и смущенной, как глупая молодая девушка, тоскующая по своему боссу, который не намерен когда-либо отвечать взаимностью на эти чувства. Я просто еще одна Моника.

Глупо, глупо, Шарли.

Я откладываю пакет в сторону, приступая к выполнению своих задач на день, в основном отвечая на электронные письма и помогая составлять формы поставщиков для нового магазина, входящего в клуб.

Я так отвлеклась на все это, что почти до обеда не осознаю, что сегодня должно быть то, что я люблю называть нашими особенными днями. Интересно, помнил ли он вообще. Его вообще волнует, что я не стою на коленях рядом с ним?

Должно быть, мне нравится беспокойство, когда одна параноидальная мысль превращается в сотню. Например, я вдруг задаюсь вопросом, хотел ли Эмерсон вообще видеть меня покорной секретаршей, или я была просто тупицей, которая бросилась ему на шею, а он был слишком вежлив, чтобы сказать нет.

Во время обеденного перерыва я ем в одиночестве на кухне. Надев наушники, я собираю остатки еды, которые упаковала. Я чувствую его присутствие позади себя еще до того, как слышу его. Вытаскивая один из своих наушника, я поворачиваюсь к нему.

— В чем дело? — Спрашиваю я с таким видом, что у него дергается бровь.

— Почему ты дуешься? — Он кажется странно растерянным.

— Я не дуюсь.

— Да, это так. С самого утра у тебя было такое настроение. Я должен прояснить, что мне на самом деле не нравится эти истории с нытьем, Шарлотта.

Мой рот приоткрывается.

— Нытьем?

— Да. Где ты намеренно плохо себя ведешь и заслуживаешь наказания за мое внимание.

На этот раз я громко ахаю и поворачиваюсь на стуле.

— Ты не можешь быть серьезным.

Он скрещивает руки на груди, стоя передо мной, как разъяренная статуя.

— Я серьезно. Ты провернула это вчера в клубе, флиртуя с Дрейком просто назло мне.

По какой-то причине я встаю. Он по-прежнему возвышается надо мной, но, по крайней мере, на этот раз я не кажусь такой съежившейся.

— Я могу флиртовать с кем захочу. Это не имело к тебе никакого отношения. Знаешь что… может быть, тебе тоже стоит заполнить анкету, чтобы я точно знала, чего ты хочешь, и мы могли бы уладить всю эту путаницу прямо сейчас.

— Так вот в чем дело, — отвечает он, кивая головой.

— Ты не хочешь заполнять анкету. Шарлотта, я не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь. Форма предназначена для твоей защиты.

Я с усмешкой вскидываю руки вверх.

— Да, я понимаю. Ты хочешь, чтобы я выложила перед тобой все свои карты на стол, но как насчет тебя, сэр? — Я делаю такой саркастический акцент на его титуле, что у него сжимается челюсть.

— Где твой бланк? Почему ты не обязан признаваться во всем, чего хочешь, даже если это означает сделать себя уязвимым? Давай, Эмерсон.

Я топаю в кабинет и беру блокнот со стола и ручку из ящика. Прижимая их оба к его груди, я рявкаю:

— Вот. Запиши все, что ты хочешь со мной сделать, просто чтобы между нами все было ясно.

Мой тон дразнящий, полный сарказма, и я ожидаю, что он накричит на меня в ответ или швырнет бумагу на пол.

Чего я не ожидала, так это того, что его тело внезапно прижимается ко мне, пока моя задница не оказывается прижатой к столу. Он прижимается к моим ногам и откидывает меня назад, так что я оказываюсь беззащитной, издавая вскрик, когда его лицо оказывается всего в нескольких дюймах от моего.

— Ты думаешь, я хочу сделать это именно так? — Мрачно бормочет он.

— Ты думаешь, я не умираю от желания узнать, как бы ты оценила эти вещи в этом списке, хотя я знаю, что был бы худшим отцом в мире, если бы когда-нибудь сделал что-нибудь из этого?

Его рука обхватывает мою поясницу, когда он наклоняется ко мне так близко, что я чувствую его между своих ног.

Когда я смотрю ему в глаза, мой пульс учащается.

Он хочет меня. По сути, он говорит это сейчас.

Прежде чем я успеваю придумать ответ, он продолжает:

— Я заполню эту анкету за тебя, если хочешь, но мне это не нужно. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что хочу попробовать тебя на вкус,