– Каким образом, интересно знать?

– Оказывая тебе всеобъемлющую моральную поддержку, разумеется! Через каналы нашей близнецовой психологической связи.

– Точно, как я могла забыть!

Их взаимные подначки – словно нежный летний дождик – омывают Джейн каким-то добрым спокойствием. Рави ведет себя как дитя, чтобы заставить Киран улыбнуться, и счастье на ее лице делает его почти героем – они ведь самые близкие люди.

– А что касается тебя, – обращается Рави к Джейн, хлопая своими карими глазами, – то у меня есть кое-какие соображения насчет тебя и твоих зонтиков.

– Круто, – говорит Джейн. – Что-то конкретное?

Она начала новый зонтик, и Рави знает об этом. Ее замысел связан с домом тайн и интриг. Джейн еще не продумала все детали, но предполагает, что у этого зонтика могут быть окна из прозрачного пластика и двери, которые открываются и закрываются, и еще картины на стенах, грузовой лифт и бассет-хаунд. Рави время от времени заходит к ней, пока она работает. Он задает ей вопросы о натяжении ткани, положении пружин и осматривает инвентарь Джейн. Он держит «Тетю Магнолию» на вытянутой руке, пытаясь найти оптимальное расстояние, чтобы рассмотреть как следует. Кажется, у него ничего не вышло.

– Это цвет града из лягушек, – поясняет Джейн, не рассказывая всего остального.

Он скривился и положил кособокий зонтик обратно на пол, бормоча:

– Думаю, каждый художник должен пройти через лягушачий период.

– Ты действительно считаешь, что я художник? – спрашивает Джейн, хотя и сама теперь знает ответ. Теперь она смотрит на свои зонтики другими глазами. Однажды люди могут их полюбить, но не за то же, за что их любит Джейн, а каждый – за что-то свое, причем их причин она может не знать или не понимать. Она начинает ценить это удивительное, волшебное свойство творчества.

– Ты могла бы начать свой бизнес, – говорит Рави, вытянув ноги вперед и мрачно уставившись на Джейн. – Могу помочь.

– Это не очень конкретно.

– Ты молодец, – говорит Рави. – Весь мир перед тобой. Держу пари, мы могли бы найти дизайнера-миллионера и отправить тебя в колледж.

– В колледж? – переспрашивает Джейн. – А есть такой колледж, где я смогу делать зонтики?

– Наверное, – пожимает плечами Рави. – Для всего есть колледжи. А как насчет того, чтобы открыть свой магазин? Я был в одной лавке зонтов в Париже, там каждый зонтик индивидуален и изготовлен владельцем. И с твоими можно придумать что-то подобное.

– В Париже?

– Да где угодно, – говорит он. – Мир – это твой ливень.

Он прижимается к окну подбородком, и Джейн улыбается, потому что сейчас дождь льет как из ведра – так же, как в день ее приезда. Вода бежит по стеклу, и это дарит чувство безопасности, будто Джейн внутри пузыря. Об этом нужно много думать. Колледж, Париж, магазин. Тетя Магнолия? Поэтому ты так хотела, чтобы я приехала сюда? Значит, мир будет моим ливнем?

– Как ты думаешь, когда-нибудь, когда я стану богатой и знаменитой, станут наркоторговцы использовать мои зонтики в качестве валюты?

На лице Рави появляется улыбка.

– Ты знаешь, что наркоторговцы, использующие произведения искусства в качестве валюты, считаются крутыми?

– Крутыми? Серьезно? Откуда ты знаешь?

– От Люси, конечно же.

– Если тебе сказала об этом Люси, откуда ты можешь знать, что это правда?

– Знать не могу. Но думаю все же, что бо́льшая часть из рассказанного ею было правдой. На самом деле я могу вспомнить только несколько деталей, о которых она была вынуждена солгать.

Полиция говорит, что Бакли поручил своей дочери не только обокрасть семью Трэш, но и послал ее прямиком в мир наркоторговли. Ее задача заключалась в том, чтобы изображать детектива под прикрытием, притворяющегося мошенником.

Ну и дела! Даже голова закружилась. Джейн настолько далека от всякого притворства и манипулирования, что ей трудно понять людей, которые во всем этом варятся.

– Интересно, ей это нравилось? – рассуждает вслух Рави. – Должно быть, это потрясающе – улизнуть с такой ценной добычей. – И с некоторой горечью добавляет: – И дурачить людей.

– Не думаю, что ей нравилось обманывать тебя, Рави, – говорит Джейн. – Она о тебе заботилась.

– Только не надо ее оправдывать, – резко обрывает Рави. – Человек, который заботится обо мне, да даже просто меня знает, не станет воровать у меня произведения искусства.

– Ты прав, – соглашается Джейн. – Но, думаю, она была удивлена и расстроена тем, насколько сильно это тебя ранило.

Обвинения против Люси теперь включают и кражу Рубенса, которого она «упустила», хотя сама она все сваливает на отца, а Бранкузи – на Колина. Кажется, у нее запоздало начался период подросткового бунтарства. Когда полицейские поместили Люси в одну камеру с отцом, она принялась кричать, что он давил на нее и говорил, с кем встречаться.

Бранкузи нашелся в другой части дома. Он вернулся, целый и невредимый, на свое прежнее место, на свой пьедестал в приемном зале, когда после окончания торжества прошло шесть дней. Рави то ликует, то гневается от этой новости. Миссис Вандерс хранила пьедестал в западном крыле, спрятав до тех пор, пока рыба не будет найдена, но однажды обнаружила, что он исчез. К собственному удивлению, она нашла его в приемном зале: он снова воссоединился с рыбой, целой и невредимой, так что первозданный вид статуи был восстановлен. Во всяком случае, миссис Вандерс описывала происшедшее именно так.

Хмурый Рави все так же сидит в кресле. Внезапно спрашивает:

– Киран. Что у тебя с Патриком?

Его сестра забирает своим конем одну из пешек Джейн и пожимает плечами.

– Да ладно тебе, – продолжает он наседать.

Киран непринужденно откидывается на спинку кресла и делает вид, что не слышит вопроса. Джейн решает поднажать.

– Патрик когда-нибудь признавался тебе в чем-нибудь? – спрашивает она, не глядя на Рави, но кожей ощущая его благодарность. – Я видела его в тот день, когда мы вернулись из Нью-Йорка. Он выглядел таким… полным решимости.

– Да, на этот раз он действительно сказал мне кое-что, – отвечает Киран, не вдаваясь в подробности.

Затем, когда пауза затягивается, она снова пожимает плечами и добавляет, обращаясь к обоим своим собеседникам:

– Я думаю над тем, что он мне сказал.

– А что он сказал? – не унимается Рави.

– Вещи, над которыми я думаю, – упрямо повторяет Киран.

– Какие вещи?

– Слушай, близнец, если ты еще сам не понял, я не собираюсь тебе говорить!

Рави издает возмущенный звук.

– Тебе повезло, что я вынужден держать тебя рядом на тот случай, если мне понадобится почка.