Настя встала из-за стола и присела на корточки перед разложенной на полу огромной таблицей. Еще не все протоколы обработаны, не все свидетели выписаны, но допросы сестры отмечены, протоколы наличествуют полностью. Родственников потерпевших допрашивают в ближайшее время после возбуждения дела, это норма. Допросы сестры есть, целых три. И ни одного допроса матери Данилова и его отчима, собственника комнаты в коммуналке. Что же, им совершенно нечего сказать о жизни Георгия и его семьи? Имел место затяжной конфликт, в результате которого мать и ее муж прекратили всякое общение с сыном? Или они хронически пребывают в состоянии, непригодном для допроса? Тогда неудивительно, что они «прохлопали» исчезновение сына со всей семьей. А как же сестра? Почему она не забила тревогу? Она тоже вовлечена в конфликт?

Надо внимательно прочитать ее показания. Хотя к Сокольникову это не имеет отношения. Только время тратить.

И тут же спохватилась: как это – не имеет отношения к Сокольникову? Еще как имеет! Если Сокольников или его подельники знали, почему Даниловых никто не ищет, и имели основания полагать, что поиски вот-вот начнутся, они могли попробовать сыграть на опережение. Но с какой целью? Сокольников не производит впечатления человека, способного придумывать сложные многоходовки. А другие соучастники?

Мысли начали путаться. Она устала. Надо отдохнуть, поспать. Когда Петр уронил ее на лестнице, она ударилась бедром о ребро ступеньки, и в тот момент показалось, что ерунда, пустяки, почти не больно. Сейчас ушибленное место болело и, кажется, даже распухло. Вот что значит адреналин! Ей было так страшно висеть, как куль, на плече спускающегося по ступенькам Петра, что она не заметила боли, не оценила силу ушиба. Ничего, зато завтра, надо полагать, оценит в полный рост, мало не покажется.

– Всё, Петя, – решительно и довольно бесцеремонно заявила Настя, выключив свой компьютер. – На сегодня заканчиваем. Мозги уже несвежие, можем упустить что-нибудь важное.

Петр попытался запротестовать.

– Да я в порядке, Анастасия Павловна. Еще нескольких человек нашел, написал им, но они не в сети, не знаю, когда ответят.

– Уже поздно, – строго сказала она. – Надо выспаться.

Но увидела его обескураженное лицо и смягчилась.

– Я ни на чем не настаиваю, на кухне вай-фай отлично тянет, можете работать там, если не хотите спать. Но я бы настоятельно советовала вам сделать перерыв до утра. Два часа удовольствия сегодня наверняка обернутся тем, что завтра вы потеряете полдня, а то и весь день целиком. Будете разбитым, вялым и невнимательным. Подумайте об этом. Но решать, конечно, вам, я только предлагаю.

Настя ушла в душ. В ванной стянула джинсы и убедилась, что предчувствия ее не обманули: место ушиба покраснело, распухло и всем своим видом обещало массу приятных ощущений на ближайшие дни. «Я никогда не поумнею, – уныло констатировала Настя. – Эмоции бегут впереди разума. Скоро шестьдесят стукнет, а веду себя словно мне двадцать. Ведь знала же, что ничем хорошим мои эксперименты не закончатся. Зачем ввязывалась? Хорошо еще, что бедром ударилась, а не поясницей».

Возвращаясь в комнату, бросила взгляд в сторону кухни. Петр сидел перед раскрытым ноутбуком. «Вот упрямый! – подумала она. – Трудоголик. Я была такой же в его возрасте».

– Сегодня я вас пожалела, – громко сказала она из коридора. – Завтра жалеть не буду, подъем в семь утра, не проспите.

– Угу, – донеслось из кухни.

Оказалось, что телефон полностью разрядился. Сей факт Петр Кравченко обнаружил, когда собрался выставить будильник на 7 утра. Он так увлекся поисками Ксюшиных сетевых собеседников, что не стал доставать мобильник из кармана куртки, оставленной в прихожей на вешалке, понадеялся на то, что звонок услышит, если что, а читать сообщения и тем более отвечать на них во время работы он и не собирался. Еще в самые первые дни Петр заметил, что Каменская недовольно морщится, когда видит, что он во время ее объяснений косится глазами на экран лежащего рядом с ним смартфона, пытаясь быстро ухватить глазами текст на всплывающем на пару секунд баннере. Лишний раз злить воблу не хотелось, а то опять начнет свои нравоучения.

Ему было грустно. Ксюша умерла – и ее удалили из списка «друзей», и переписку с ней стерли. Как будто хотели стереть из памяти и из всей своей жизни любые следы о девушке, которой больше нет. Ну нет – и ладно, сделаем вид, что все нормально, подумаешь, заболела и умерла, с нами-то такого не случится. И вообще, мы же никогда не умрем. И о печальном думать и вспоминать не будем.

Почему-то было очень обидно. И за Ксюшу, и за себя самого. Припомнились попытки дружеского общения с однокурсниками, и сейчас эти попытки, окончившиеся фактически ничем, казались Петру не просто жалкими – унизительными. Никто никому не нужен, если не просматривается сиюминутная выгода. Или это только в Москве народ такой? Он неоднократно слышал, что Москва – отдельная страна и ее жители – отдельная нация со своим менталитетом, но не очень-то верил. Он ведь жил здесь целых пять лет, пока учился, и ничего такого не замечал. Студенческие компании, тусовки, клубы, девушки, выпивка – всё было. И куда оно всё подевалось за три последних года? Умершую Ксюшу вычеркнули из памяти, Петра, живого и здорового, выкинули из жизни, в которой модная загородная тусовка или тупое сиденье вечером перед компом стало ценнее и желаннее общения с человеком.

Когда он осуществит задуманное, выполнит свой план, сделает себе имя в журналистике и потом «выстрелит» своим первым настоящим романом, тогда все о нем вспомнят. Начнут искать его, писать в сетях, предлагать встретиться, посидеть. А он будет с милой улыбкой отказываться, мол, никак не может, у него интервью, у него прямой эфир на радио, или съемки на телевидении, или переговоры с издательством, а то и с кинопродюсерами, дерущимися за право экранизировать модный бестселлер. Или вообще скажет: «Уезжаю на Мальдивы, снял там виллу, хочу спокойно поработать над новой книгой». Впрочем, почему именно Мальдивы? Майорка, деревушка в Альпах, домик в Финляндии на берегу озера – тоже звучит. Да мало ли привлекательных брендовых мест! Всё будет. Всё получится. И тогда они узнают…

На кухне Петр просидел еще часа полтора в бесплодных поисках информации о Ксюшиной переписке, потом решил, что пора укладываться, принес из прихожей телефон – и вот, пожалуйста… Перерыл сумку и убедился, что зарядник оставил дома. У Каменской мобильник другой марки, ее зарядник не подойдет. Блин! Чего делать-то? Проснуться самостоятельно в положенное время не получится, он спит крепко, глубоко, и уже так поздно, подъем через пять часов. Нет, точно сам не проснется. И вобла будет недовольна, начнет ворчать, а то и выволочку устроит.

Ладно, не проблема, можно оставить ноутбук включенным, выставить какой-нибудь сигнал на 7 утра. Но с телефоном он лоханулся не по-детски, мало того, что батарею не проконтролировал, так еще и зарядник дома оставил. А вдруг ему не смогли дозвониться по важному вопросу? Вдруг он, Петр, кому-то срочно понадобился, и дело не терпит отлагательства? Придется с утра отпрашиваться у воблы, съездить на квартиру.