– Готова? Можем идти?

Мне хотелось в этот момент оказаться на другом конце света, но я кивнула.

– Слушай, Дея, – заговорил он неуверенно уже в лифте, – я зайду с тобой, сам все скажу Лине и, если ты не против… Сделаю, чтобы ей было не так тяжело.

– Нет! Я сама ей все скажу, я ее подруга. И не надо… мы же договорились.

Орлик промолчал, словно принимая мое решение, а я уже заколебалась. Какое я имею право решать, ведь для Кимки каждый миг станет адом после моих слов. Уже не так уверенно произнесла:

– Насчет того, что ты предлагаешь… я ей об этом скажу, чтобы по-честному, хорошо? Если она решит…

– Моя мудрая Дея, – негромко проговорил Орлик.

В его темных глазах было такое выражение, что сердце оборвалось. Вдруг ужасно захотелось, чтобы он крепко обнял, возможно, поцеловал – тогда я хоть на пару мгновений забыла бы обо всем, что предстояло. Но створки лифта уже разъезжались.

К дому Кимов мы шли в полном молчании: я собиралась с духом, Орлик не хотел меня тревожить, а может, был поглощен наблюдением – я заметила, как стремительно и профессионально его острый взгляд прощупывает каждую подворотню, каждую дверь. Мы прошли мимо консьержки, которая тепло мне улыбнулась, а я вот даже имя ее забыла, так редко бывала в последние месяцы в этом доме. Перед лифтом мне захотелось сесть на пол, разрыдаться и заявить, что я не пойду, пусть сам все решает, а я – пас.

«Я Дея, Дея», – от повторения этого имени стало чуточку легче, Орлик, вроде бы, ничего не заметил.

Дверь отворила сама Кимка, одетая на выход, в свитере с высоким воротом и даже в сапогах. В правой руке зажат айфон. Эту руку она прижала сперва к груди, потом – к горлу, когда увидела на пороге нас, бледных и безмолвных.

– Плохие новости? – слетело с ее бледных, с синеватой каймой губ.

Я обреченно кивнула. Телефон упал на коврик, Кимка развернулась и побрела вглубь квартиры.

– Подожди тут, я… я спрошу ее, – попросила я Орлика, спешно скидывая сапоги.

Я заглянула сначала в гостиную, соединенную со столовой, ринулась в ее комнату – везде пусто. Но тут по голой щиколотке скользнула волна холодного воздуха, и я оглянулась на лоджию. Обнаружила, что дверь на лоджию приоткрыта, и бросилась туда. Лоджия в квартире Кимов тянулась вдоль всей их громадной квартиры и огибала угол дома. Там я и обнаружила подругу: она стояла у распахнутой створки, опиралась ладонями о каменный карниз и тяжело втягивала в себя воздух. Я подошла и встала рядом, не смея заговорить. Она сделала это первой:

– Как… откуда вы узнали?

Я растерялась – почему-то даже не подумала ничего сочинить по пути.

– Я говорила с одним из всадников, он подошел ко мне вчера. Вилли пытался противиться их внушению…

– А они… сказали, где он? Ведь нужно же похоронить.

– Нет, не говорили.

Кимка так стремительно повернулась ко мне, что я отпрянула и впечаталась спиной в стену.

– Так, значит, это еще не точно? Сказать можно что угодно. Они же просто запугивают тебя, всех нас! Пока я не увижу его, буду верить, что живой, ясно?

Я тут же кивнула. Немного надежды моей подруге не повредит, ведь я и сама еще надеюсь. Она снова сгорбилась и отвернулась.

– Слушай, Кимка, – заговорила я, – пойдем в квартиру, тут очень холодно. Орлик там, он еще не ушел, и он может помочь тебе. Он сам это предложил.

– Помочь – это как?

– Ну, он может сделать так, чтобы ты не испытывала такую сильную боль и, может, даже вообще забыла… на время, конечно.

– Забыла, что люблю Вилли?! – Кимка крутанулась на каблуках, вперила в меня горящий взгляд.

Мне снова захотелось вжаться в стену.

– Ну я не знаю, как ты решишь. Орлик все может, сама знаешь.

Кимка что-то сказала, но как раз в этот момент во дворе весело и освобождено загавкал соседский пес, и я переспросила:

– Что, Кимочка?

– Если все может, пусть вернет мне моего Вила. И нет, я ничего не хочу забывать и не хочу меньше страдать.

– Ладно, как скажешь. Тогда я пойду отпущу его, а сама можно у тебя побуду? Твои не станут возражать?

– Конечно, родителей до вечера не будет, – без всякого выражения в голосе ответила подруга.

И я бросилась в прихожую. Орлик все так же переминался на пороге, явно нервничал.

– Поезжай, – сказала я. – Кимка сама справится, а я буду с ней.

Он торопливо кивнул, но не метнулся сразу за порог, а притянул меня за руку, заговорил тихо и с каким-то особым напором:

– Дея, послушай меня внимательно: до моего возвращения квартиру ни в коем случае не покидайте, и чтобы никаких незапланированных контактов. Что бы ни случилось – звонок в дверь, по телефону, любое происшествие, – сперва звони мне, договорились?

– Да. А что, в Навии тоже ловит? – Я попыталась сложить губы в жалкое подобие улыбки.

– Это вряд ли, но я и не собираюсь туда углубляться. Отконвоирую сукра к точке перехода, а дальше он сам помчит, как по рельсам. Но все равно это займет время. Так что повторяю: из дома не выходить, двери… открывать только Александру, после его звонка.

– Ага.

Я вздрогнула от радости, сообразив, что Сашка совсем скоро будет тут. Сдаст сукра с рук на руки – и свободен! Утешать и поддерживать он умеет куда лучше меня.

– Осторожней там… с сукром и вообще! – успела я крикнуть заходящему за угол Орлику.

Явственный смешок был мне ответом.

Заперев дверь, я постаралась переключиться и настроиться только на Кимку. На то, как мне ее поддержать, и утешить, и поскорее увести с лоджии, пока не простыла.

Но Кимка уже забилась в уголок безразмерного дивана в гостиной и крепко прижала к груди круглую диванную подушку. Словно утопающий, безнадежно цепляющийся за спасательный круг в открытом море. Скинутые сапоги валяются на пушистом ковре. Я устроилась рядом, обняла за плечи.

– Слушай, а где тетя Таня?

– Мама поехала к отцу на фирму, – прошелестел Кимкин голос. – У них там зарубежные партнеры приехали, а переводчик слег с гриппом, мама будет его замещать. Они поздно вернутся.

– Давай, может, чаю попьем? Я с утра не успела.

Равнодушное движение плеча под моей рукой. Я лихорадочно придумывала, как мне вывести подругу из ступора. Когда не стало мамы, у Сашки как-то хватало терпения сидеть со мной часами и травить всякие байки из своей жизни. Наверняка придумывал их на ходу, ведь иначе я бы давно их знала, но получалось мастерски. Я так не умею, но могу рассказать Кимке про Кречет. О том, как прекрасен и велик был в древности город размером едва ли больше какого-нибудь современного села. Даже петухи в нем были особенные, распевали так, что заезжие гости диву давались, – пока не выпадал случай услышать, как поют наши мужчины… Это все я и вещала на одной ноте следующие полчаса. Одновременно разливала чай и следила, чтобы подруга время от времени делала глотки. Слушала ли меня Кимка, я боялась уточнять. А потом зазвонил телефон, да так неожиданно, что я едва не сверзилась с табурета. Подруга же продолжала сидеть – вот и ответ на вопрос, слышала ли она хоть что-то.