– Дела давние, когда убиенный был молод и горяч? – усмехнулся Игорь и поделился своим предположением: – «Кубышка» бригадная всплыла или что-то более кручёное?

– Я ж говорю, неинтересно с тобой, – ответно хмыкнул Коломийцев. – Да, дела давние, тех самых минувших дней. Вводить в курс не буду, сам понимаешь, секретность, но скажу так: Витя Чащин по кличке Батый два месяца назад после встречи с бывшими коллегами, с которой он еле ноги унёс и чуть не отдал богу душу, резко деятельно раскаялся в своих прошлых криминальных проступках и принял решение о добровольном сотрудничестве с органами финансовой безопасности, и не только с ними. И понимаешь, там ребята из РУБОПа в паре с финансистами закрутили такую комбинацию, что смерть Чащина именно сейчас по разным причинам не выгодна никому, ни им, ни бывшим «коллегам» Батыя. Очень невыгодна, – повторил с нажимом Сергей. – Понятно, что мы отработаем все версии его убийства и бывших «друзей» в том числе. Но по раскладу пока никак не вырисовывается их причастность. Ну а поскольку дело на контроле главного, то Викторов и начал слишком уж старательно отрабатывать те версии, что на поверхности.

– Эксцесс исполнителя, – кивнул понимающе Шагин.

– Он самый, – покивал и Коломийцев. – Андрей у нас сотрудник новый, и хоть с крепким послужным, но понятно, что ему необходимо проявить и показать себя на новом месте, вот и старается. Ясно, что девочка эта, Аглая, никаким боком к убийству отношения не имеет, так что можешь Музу Павловну успокоить, никто её протеже не обидит.

– Ты, как я понимаю, доложил о моей первой просьбе навести справки по Чащину и о второй, о наезде на девушку?

– Правильно понимаешь, – кивнул Сергей.

– И что, дело Викторову оставили? – посмотрел изучающе на Коломийцева Игорь.

– Вообще не понимаю, на фиг ты ко мне обращаешься, если сам всё прокачал и заранее знаешь, – покрутил, посмеиваясь, головой Коломийцев. – Главный передал дело мне. Честно говоря, я вообще не понимаю, почему его изначально отдали Викторову. Тут же явный московский расклад тянется с девяностых, связи-завязки, выходы бывшей братвы, а он по местным ОПГ не информирован, реалий тех давних и нынешних и завязок, из них выросших, не знает.

– Подсуетился кто-то за человека, явно же двигают карьеру, раз в столицу протолкнули, а тут дело, которое имеет потенциал стать резонансным, – предположил Шагин.

– Наверняка, но не суть. Мало ли кого и кто толкает и кто за кем стоит, к делу это отношения не имеет. Тем более что теперь его передали мне.

– А знаешь, Серёг, не поздравлю, – очень серьёзно произнёс Игорь. – Что-то мне подсказывает: фиговое это дельце, мутное слишком.

– Да сам чувствую, что явно фигня тут какая-то, – чуть скривился Коломийцев. – Но так вышло, что с твоей подачи я вот вписался, – развёл он руками, смиряясь с неизбежным.

– Упс, – хмыкнул иронично Шагин, изображая извинение.

– А раз уж ты меня под эту фигню подвёл, то давай выкладывай свои мысли-размышления. Не поверю, что ты не прикидывал, что там за расклад с трупом этим, – по-дружески, но всё-таки потребовал Коломийцев.

– Ты дело уже принял? – уточнил Игорь, остро глянув на товарища.

– Да, из-за его передачи и задержался, – подтвердил Сергей.

– Сам понимаешь, я не обладаю информацией: ни экспертиз, ни показаний не видел, документов по делу не изучал, поэтому не могу дать объективной оценки, – напомнил реалии Шагин, но всё же поделился своими умозаключениями: – Оснований полагать, что убили Витю Батыя не профессионалы, и даже не бывшие друганы, и не профи по заказухе, более чем достаточно: не тупо же прибили и не прикопали где-то по тихой грусти, и привет. Нет, его явно показательно пытали и оставили на месте казни. И что-то подсказывает мне, что действовали дилетанты. Причём весьма продуманные, непростые и дерзкие дилетанты, допустившие пока только одну ошибку, даже скорее глупость, за которую можно зацепиться и потянуть и, может, кое-что интересное и вытянуть.

– Какую ошибку? – мгновенно подобрался Коломийцев, сделав «стойку», почувствовав нутром своим следовательским важную информацию.

– Скажу и сдам все чужие секреты, – пообещал Шагин, усмехнувшись метаморфозе в состоянии и поведении друга, вмиг преобразившегося из расслабленного, довольного и сытого, лениво развалившегося мужичка в опасного, собранного, резкого хищника, вставшего на след. – Только придётся договариваться, товарищ следователь.

– О чём? – прищурившись, посмотрел на Шагина острым, изучающим взглядом Коломийцев.

– О девочке Аглае, – вздохнул тягостно Шагин.

– А чего о ней договариваться? – подивился Сергей. – Что она непричастна, понятно, а подписку о невыезде я уже официально отменил, может свободно перемещаться, куда хочет. Но ты же понимаешь, что она проходит основным свидетелем и показания в суде ей всё равно придётся давать.

– Вот о том, чтобы девушка и дальше продолжала оставаться только в этом статусе, мы с тобой, друг Серёга, и будем договариваться, – объяснил свой запрос Шагин.

– То есть она что?.. – склонив вопросительно голову набок, протянул удивлённо Коломийцев.

– Нет, – уверенно произнёс Шагин и покрутил отрицательно головой, – она «ничего», но девочка забрала улику с места преступления.

– Да тьфу ты! – в сердцах ругнулся Коломийцев и раздражённо спросил: – Дура, что ли?

– Как раз таки нет, умная, – вздохнул тягостно Шагин.

И приступил к пересказу того, что поведала ему «не дура» Аглая Зорина.

Аглая засиделась с ноутбуком над разработкой эскизов – эта часть её работы была первым и очень захватывающим этапом создания будущего изделия. Даже не первым, а, скорее, вторым – первым этапом шёл момент, когда Глаша изучала человека, которому предназначалось изделие. Разговаривала, наблюдала за его поведением, отмечая особенности характера, речи, движений, мимики, мыслей-убеждений, даже запахи, присущие только ему.

А потом… потом Аглая приступала к первой ступени настоящей магии: она создавала в своём воображении некую заготовку, стараясь мысленно как бы «срастить» её, соединить с личностью человека. Своим внутренним взором она творила произведение, словно в 3D-проекции, меняя, добавляя или убирая какие-то элементы. И только после того, как находила некую базовую основу, устраивающую её, приступала к эскизам. Впрочем, все последующие этапы её творчества и колдовства над изделием были не менее захватывающими, всякий раз поглощавшими Аглаю целиком и полностью.

По-хорошему давно бы следовало лечь спать, да куда там – ещё ни разу благие намерения отойти ко сну хотя бы до половины одиннадцатого вечера не были реализованы Аглаей в жизнь, так и оставаясь лишь намерениями. Нет, она честно пробовала, пару раз завалившись в кровать в десять часов вечера, – ага, только ничего не вышло. Поэтому, зная, что обязательно увлечётся, напрочь позабыв о всяком времени, Аглая поставила будильник на смартфоне на одиннадцать