Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом 1909 года Распутин редко виделся с Николаем, Александрой и их детьми. Осенью царская семья покинула Петербург и уехала в Крым, в Ливадию. В начале октября Николай, оставив семью, уехал в продолжительную поездку. Встревоженная Александра писала ему: «Мое милое сокровище, мой любимый, благослови и храни тебя Господь. Молитвы Гр. охраняют тебя в твоем путешествии, его заботам я предаю тебя»15.
Осенью Распутин провел несколько недель в петербургской квартире писателя, редактора либерального журнала «Русское богатство», бывшего революционера и борца за права человека Владимира Короленко и его жены, радикальной народницы, Евдокии Ивановской, на Кабинетской улице16. Неизвестно, жили ли в это время в этой квартире сами супруги Короленко (после 1900 года они жили преимущественно в Полтаве). Впрочем, это неважно. Распутин не обращал внимания на партийную принадлежность и свободно заводил дружбу с людьми самых разных политических убеждений. В ноябре Распутин отправился в Саров, где встретился с Гермогеном. Вместе они поехали в Царицын к Илиодору. Взгляды Илиодора были настолько экстремистскими, что породили для него проблемы сразу по окончании Петербургской духовной академии. В 1907 года Синод перевел его из Почаевской лавры в Житомир и поместил под личный надзор отца Антония (Храповицкого). Там он провел меньше года и был переведен в Царицын, где его назначили миссионером-проповедником в монастырь Святого Духа под надзор Гермогена, который тогда был епископом Саратова. Царицын, по-видимому, был избран по причине минимального еврейского населения. Впрочем, Илиодору было все равно. В Царицыне он обрушил свой гнев на местных журналистов, священников, купцов и чиновников17. Об этом периоде он писал так: «Я превратился в чудовище отваги»18.
Широкую известность Илиодор приобрел в августе 1908 года после ожесточенной стычки с полицией прямо в монастыре. После этого губернатор Саратова обратился к Столыпину с просьбой перевести Илиодора из Царицына, но на защиту его встали Гермоген и другие церковнослужители. Илиодор остался. В конце ноября 1908 года после ряда выступлений против Столыпина Синод приказал перевести его в Минск. Илиодор подал апелляцию, и решение было отложено до весны 1909 года. Гермоген защищал Илиодора изо всех сил. Он посоветовал ему отправиться в Петербург и просить помощи у Распутина, потому что никто другой не хотел выступать в его защиту. Они встретились 16 апреля в доме Вырубовой, и императрица заставила Илиодора пообещать не нападать больше на царских министров, слушаться Распутина и подчиняться ему. «Да смотрите, слово отца Григория, нашего общего отца, спасителя, наставника, величайшего современного подвижника, соблюдите, соблюдите […] вы его, наставника и учителя, слушайтесь во всем, всем»19. Конечно, верить Илиодору нельзя, но, по его словам, императрица сказала ему именно это. Распутин победил. Николай отменил решение Синода, и Илиодору было дозволено остаться. «Он был как ангел, – писал Илиодор о Распутине после его вмешательства, – правая рука моего Спасителя»20. Безумный монах вернулся в Царицын еще более оголтелым, чем раньше.
Гермоген и Распутин приехали в Царицын в начале ноября и провели там весь месяц. В 1912 году Илиодор писал, что во время этого визита Распутин однажды забрался в спальню двадцатидевятилетней монахини Лебедевой, жившей в доме купца, и мучил ее четыре часа21. Он утверждал, что узнал об этом значительно позже, иначе сразу бы порвал с Распутиным. Но верить словам Илиодора нельзя.
В конце ноября Распутин и Илиодор уехали из Царицына в Покровское, а Гермоген вернулся в Саратов. Пока они ехали по Сибири, Распутин рассказывал Илиодору о своих отношениях с Николаем и Александрой: «Царь и царица становились предо мною н колени и целовали мои ноги. Государь называет меня Христом. Императрица во всем слушается меня. Когда я прихожу, она кладет голову на плечо мне. Я беру ее на руки свои, жму ее и на руках ношу ее. Я хожу по дворцу, как по своему дому»22. Слова Илиодора – чистая фантазия, как и описание его пребывания в Покровском, где он утверждал, что Распутин посылал в его комнату Печеркиных, чтобы они занимались с ним сексом, и уговаривал стать хлыстом. Илиодор поносил сына Распутина, Дмитрия, называл его ленивым, распутным и порочным. По словам Илиодора, Распутин похвалялся перед ним рассказами о своих оргиях, тем, что занимался сексом с Вырубовой и другими в банях, а однажды в келье Макария в Верхотурье несколько женщин обнимали его своими обнаженными ногами. Илиодор утверждал, что «его половой член не действовал», и все же Распутин каким-то образом ухитрялся заниматься сексом с огромным множеством женщин23.
Более достоверными кажутся рассказы Илиодора о том, как Распутин показывал ему сшитую императрицей рубашку и письма, полученные от нее и ее детей, а также от нескольких великих князей и княгинь. Илиодор умолял Распутина отдать ему эти письма, и Распутин отдал, кроме одного письма от Алексея. Эти письма вскоре стали причиной колоссального скандала. В последний вечер в Покровском Илиодор встретился с отцом Остроумовым, по-видимому, против воли Распутина. Как пишет Илиодор, Остроумов называл Распутина злодеем, развратником и пьяницей. На следующий день, 28 декабря, Распутин и Илиодор покинули Покровское. Илиодор более никогда не бывал в доме Распутина. Никто из них не знал, что полиция тайно следила за ними в Покровском. Об их отъезде было сообщено наверх. Полицейские пытались собрать информацию о цели приезда Илиодора. Согласно документам из тюменского архива, Илиодор приехал в Покровское, обещая пожертвовать 20 тысяч рублей на задуманную Распутиным новую церковь24. Впрочем, никаких денег никто так и не увидел.
На Рождество Распутин и Илиодор вернулись в Царицын. 12 января Распутин уехал в Петербург, и Илиодор организовал ему роскошные проводы, на которых присутствовали полторы тысячи поклонников того, кого Илиодор называл «братом Григорием». На вокзале Илиодор сказал, что ему жаль расставаться с Григорием, а те, кто не пришел слушать его рассуждений о «Божьем слове», «атеисты, злодеи, наши враги и враги православной христианской веры». Толпа провожала Распутина с пением «Многая лета»25. Вечером Распутин уехал в Петербург. Позже Илиодор писал, что именно тогда, в последние месяцы 1909 года, начал сомневаться в Распутине.
Если верить Илиодору, то причиной сомнений стало всеобщее публичное признание Распутина. В «Святом черте» Илиодор писал, что в конце 1909 года молился, чтобы Господь разъяснил ему, ангел ли Распутин или дьявол. «Воплощенный дьявол» – таким был ответ26.
Как пишет Павел Курлов, товарищ министра внутренних дел с 1909 по 1911 год (и генерал-лейтенант с 1910), в конце 1909 – начале 1910 года Столыпин получил приказ (Курлов не уточняет, от кого) прекратить полицейский надзор за Распутиным. Приказ этот Столыпин передал Курлову для исполнения. Через несколько дней Столыпин пригласил Курлова в свой кабинет, где ему предстояла встреча с Распутиным. Столыпин хотел, чтобы Курлов составил свое мнение об этом человеке. Притворившись, что изучает какие-то документы в углу кабинета, Курлов внимательно прислушивался к разговору, который продолжался больше часа. Распутин пытался убедить Столыпина в том, что его обвиняют ложно, а на самом деле он – всего лишь смиренная, безвредная душа. Столыпин почти ничего не говорил. При расставании он сказал Распутину, что если все это правда и его поведение достойно, то у него нет оснований беспокоиться насчет полиции. Когда Распутин ушел, Столыпин спросил у Курлова, что он думает. Курлов сказал, что Распутин принадлежит к определенному типу хитрых, расчетливых русских крестьян, но он не показался ему шарлатаном. «Тем не менее, – ответил Столыпин, – нам нужно найти способ справиться с ним». (Точность и незаинтересованность курловской оценки вызывает сомнения. Генерал Герасимов, который и установил полицейский надзор за Распутиным по приказу генерала Дедюлина, был убежден, что своим назначением в 1909 году Курлов обязан влиятельным друзьям Распутина, и именно под его влиянием Распутина не выслали из столицы в конце 1909 года27.)