Стелла попросила одну из учениц читать вслед за ней, пытаясь таким образом занять остальных учеников. Однако обмен репликами между ними происходит мучительно долго и нудно. «Посмотрите на ее язык тела, – говорит одна из вирджинских исследовательниц Бриджит Хамр, наблюдая за Стеллой. – В настоящий момент она общается только с этой девочкой, а все остальные не у дел». Ее коллега Роберт Пьянта добавляет: «Нет ритма. Нет скорости. Диалог ведет в никуда. В ее действиях нет смысла».

И в этот самый момент поведение учеников начинает портиться. Маленький мальчик гримасничает. Когда девочка принимается кувыркаться, Стелла игнорирует ее выкрутасы. Трое или четверо учеников справа от учительницы ответственно пытаются читать, но Стелла уткнулась в книгу и никак не поощряет их старания. Между тем слева от нее пять или шесть детей вообще повернулись спиной. А все потому, что сбиты с толку, а не потому, что непослушные. Девочка, стоящая перед Стеллой, полностью загораживает от них книгу. Они не видят ее и поэтому не имеют возможности следить за строчками. Зачастую мы воспринимаем проявление власти как ответное действие на неповиновение: ребенок балуется, учитель принимает суровые меры. Но урок в классе Стеллы говорит об обратном: непослушание может являться реакцией на проявление власти. Если учитель плохо справляется со своими обязанностями, ребенок перестает слушаться.

«Глядя на подобные классы, многие люди называют происходящее поведенческой проблемой, – заметила Хамр. – Мы наблюдали, как одна из девочек извивалась, ерзала, гримасничала и вообще творила все, что угодно, совершенно не слушая учительницу. Но мы пришли к выводу, что подобные ситуации больше обусловлены отсутствием деятельного участия, нежели поведенческими проблемами. Если учитель делает нечто интересное, дети активно вовлекаются в процесс. Вместо того чтобы думать, каким образом контролировать поведение детей, учителю необходимо в первую очередь задуматься о том, что интересного им можно предложить, чтобы не допустить плохого поведения».

На следующем видео, которое включили Пьянта и Хамр, учительница раздавала домашнее задание третьеклассникам. Каждый ученик получил копию задания, и учитель вместе с классом вслух зачитывал инструкции. Пьянта пришел в ужас. «Сама идея о том, чтобы хором зачитывать инструкции группе восьмилеток, воспринимается как неуважение, – прокомментировал он. – Зачем это? Какая учебная цель этим преследуется?» Они умеют читать. Как если бы официант подал вам в ресторане меню, а затем принялся зачитывать все перечисленные в нем блюда.

Сидящий рядом с учительницей мальчик поднимает руку в процессе чтения. Не глядя на него, та протягивает руку, хватает мальчика за запястье и силой заставляет опустить. Другой ученик приступает к выполнению задания – вполне логичное действие, учитывая бессмысленность действий учительницы. На что та резко ему заметила: «Милый, это домашнее задание». Это был дисциплинарный момент. Ребенок нарушил правила. Учительница отреагировала, твердо и незамедлительно. Если просмотреть описанный эпизод с выключенным звуком, его можно принять за идеальное применение теории Лейтеса и Вулфа на практике. Но если прислушаться к словам учительницы и оценить инцидент с точки зрения ученика, станет очевидно, что они производят эффект, прямо противоположный желаемому. Маленький мальчик уйдет домой, не постигнув важность следования правилам, а злой и разочарованный. Почему? Потому что наказание абсолютно произвольно. Он не может раскрыть рот и изложить свою позицию. Он хочет учиться. Если этот маленький мальчик не слушается, то только потому, что его вынудила учительница, точно так же, как Стелла превратила внимательных и прилежных учеников в озорников, ходящих колесом по классу. Когда люди, облеченные властью, хотят добиться от нас определенного поведения, первостепенное значение имеет – и это самое главное – их собственное поведение.

Данный принцип называется «принципом легитимности», и он базируется на трех условиях. Во-первых, при подчинении власти люди должны чувствовать, что у них есть право голоса: если они захотят высказать свое мнение, то будут услышаны. Во-вторых, закон должен быть предсказуем. Разумно ожидать, что завтра правила останутся точно такими же, как сегодня. И в-третьих, власть должна быть справедливой. Она не может отдавать предпочтение какой-либо одной группе.

Всем хорошим родителям перечисленные три принципа прекрасно известны. Если вы хотите отучить малыша Джонни бить сестренку, нельзя игнорировать его поведение один раз, а на другой ругать. Нельзя обращаться с сестрой по-другому, если та сама бьет брата. А если ребенок утверждает, что на самом деле не бил сестру, нужно дать ему возможность объясниться. Метод наказания не менее важен, чем сам процесс наказания. В истории Стеллы нет ничего удивительного. Кто хоть раз сидел в классе, знает, как важно для учителя завоевать уважение учеников.

Гораздо сложнее осознать важность этих принципов применительно к закону и порядку. Мы знаем своих родителей и учителей, поэтому вполне разумно, что легитимность играет серьезную роль в школе и дома. Однако решение ограбить банк или пристрелить кого-нибудь относится к совершенно другой области, не правда ли? Именно это имели в виду Лейтес и Вулф, говоря, что борьба с преступниками и повстанцами «не предполагает ни сочувствия, ни волшебства». Подразумевается, что на данном уровне решение подчиняться закону есть вопрос рациональной оценки риска и выгоды. Здесь нет ничего личного. Но именно в таком рассуждении и кроется ошибка, поскольку именно от легитимности зависит возможность заставить преступников, повстанцев и детей вести себя должным образом.

4.

Позвольте привести пример. Речь пойдет об эксперименте, проводящемся последние несколько лет в нью-йоркском Браунсвилле. В районе, находящемся в восточной части Бруклина, вдалеке от элегантных особняков Парк-Слоупа и синагог Краун-Хайтса, проживает всего 100 тысяч жителей[49]. Более столетия он являлся одним из самых бедных уголков Нью-Йорка. В Браунсвилле 18 социальных жилых комплексов – больше чем в любом другом районе города, – которые доминируют в городском ландшафте: квартал за кварталом унылых безликих зданий из кирпича и бетона. Если уровень преступности в Нью-Йорке за последние двадцать лет заметно упал, то Браунсвилл, наводненный бандами подростков, слоняющихся по улицам и грабящих прохожих, в этом плане всегда плелся позади. Время от времени полиция посылала на улицы дополнительных патрульных. Но все эти меры приносили лишь кратковременные результаты.

В 2003 году офицер полиции по имени Джоанна Джафф заняла должность главы Жилищного управления, в основные обязанности которого входила охрана порядка на территории жилых комплексов Браунсвилла. Она решила подойти к проблеме по-новому. Для начала Джафф составила список всех подростков в Браунсвилле, которых арестовывали хотя бы раз за последний год. Поиск выдал 106 имен, на которые пришлось 180 арестов. Джафф предположила, что подросток, арестованный за ограбление, вероятно, уже успел совершить от двадцати до пятидесяти других преступлений, никогда не попадавшие в фокус внимания полиции. Поэтому, по ее прикидкам, 106 подростков несли ответственность примерно за пять тысяч преступлений, совершенных за предыдущий год.