А мне казалось, что каждая дрожащая клеточка моего влажного тела отдает всю себя, собираясь каплями нектара, которые скатывались в бедра, оставаясь влагой на его пальцах, отчего мне не хватало воздуха и сил противиться тому, что в буквальном смысле разрывало меня на мелкие кусочки, которые разлетались яркими осколками по радужной вселенной, в которую я окунулась так неожиданно и горячо.

Когда Зверь чуть подался вперед, я даже не сразу поняла, что он вошел в меня, делая это аккуратно и медленно, но заполняя собой, отчего стеночки тут же напряглись, обхватывая его эрекцию так плотно, что в какой то момент мне показалось, будто я чувствую, как пульсирует кровь в тугих набухших венах.

Он замер, выдыхая судорожно, сквозь зубы, лишь в этом поддавшись власти своего внутреннего хищника лишь в этом, а я даже не успела испугаться, шумно втягивая в себя воздух и глядя распахнутыми глазами в его огненные глаза.

Едва ли кто-то из нас мог говорить в эту секунду, когда Зверь подался вперед, создавая терние наших тел, мучительно медленно и осторожно, я видела, как тяжело дается ему этот тотальный контроль и восхищалась тем, как много он делал для меня, ломая себя день за днем.

— Закрой глаза, девочка. Почувствуй это…

Прохрипел Зверь, теперь подавшись назад, все так же медленно и осторожно, а я послушно прикрыла ресницы, прилежной ученицей, которой было уже не столько страшно, сколько интересно.

Он продолжал двигаться, и, слыша его тяжелое дыхание, я понимала, что начинаю дышать в такт с ним.

Я начинала чувствовать то, что он пытался показать мне.

То, как наши тела сливались в идеальном балансе, где не было боли и страха, а одни инстинкты, что были древнее самого мира и приносили только наслаждение.

Да, трение наших тел было не просто приятным. Оно порождало внутри что-то настолько глубинное, запретное и желанное, что, вкусив этот плод единожды, уже невозможно было остановиться!

Я стала двигаться в такт со Зверем, сама того не понимая.

Подставляла свои бедра навстречу ему, хватаясь руками за его огромные жаркие плечи и ощущая, как внутри меня растет гул, словно все тело сжималось в комочек, завибрировав внизу живота в одной напряженной точке, отчего пресс напрягся и затвердел, а мышцы стали сжиматься хаотично и быстро, словно меня пронзали мелкие молнии.

Это было неожиданно — немного больно, но так приятно, что тело выгнулось дугой, уходя разрядами вверх по позвоночнику, отчего сжались и подогнулись даже пальцы на ногах, а я испуганно ахнула, распахнув глаза и снова окунаясь в его восторженный пылающий взгляд и широкую довольную улыбку.

— Моя девочка!!!

От его мурчания я всхлипнула, быстро заморгав, и прижалась к груди Зверя, слыша, как отчаянно колотится его сердце под этой обжигающе горячей кожей.

— Все получилось!

Мышцы на животе продолжали сжиматься и тугой сладостный спазм сводил бедра изнутри, когда я тихо застонала, погружаясь в отголоски того взрыва, что случился так неожиданно и настолько ярко, что я по-прежнему не могла хотя бы размеренно дышать, не то, чтобы попытаться говорить.

Кажется, я была немного в шоке, притихнув и погружаясь в какую-то расслабленную негу, ощущая, как зверь обхватил меня одной рукой, прижимая к себе и задвигавшись быстрее и резче, чтобы скоро застонать и вдавить меня в лежанку в последнем самом сладком рывке.

Я собственными ладонями ощущала, какие тугие и упругие его выпирающие мышцы на спине, когда они стали перекатываться под кожей, но теперь я поняла, что это происходит оттого, что в Звере тоже взорвалась эта сумасшедшая радуга, чья безумная черная страсть забирала из тела всю силу, задевая каждый трепещущий нерв, чтобы подарить в конечном итоге невероятный полет в невесомости, где было так сладко.

Зверь завис надо мной на несколько секунд, заглядывая в глаза и выглядя сейчас настолько довольным и расслабленным, что я неловко улыбнулась, в ответ на его вопрошающий взгляд, не сразу понимая, что он спрашивал таким образом разрешения быть рядом, поворачивая меня на бок, чтобы растянуться за моей спиной, обнимая одной рукой и прижимая к горячей груди.

Все, что происходило с нами сегодня, было впервые, несмотря на то, как много времени мы успели провести рядом друг с другом.

И я все еще чувствовала себя неловко и смущенно, ощущая его за своей обнаженной и влажной от ласки спиной, когда Зверь осторожно обнял, положив свою горячую тяжелую руку.

Даже спиной я отчетливо ощущала, как стучит его сердце.

А еще мне казалось, что он улыбается. Широко, обаятельно. Как всегда, даже не пытаясь сдерживать ни своих эмоций, ни своих желаний, что сначала шокировало, а теперь завораживало меня.

Я рассматривала его руку перед собой, засомневавшись лишь на долю секунды, прежде чем осторожно коснулась ее кончиками пальцев, исследуя с робким любопытством его обжигающую кожу с темной порослью жестких волос, очерчивая тугие выпирающие под кожей вены и небольшие шрамы, тихо хихикнув на странный звук за спиной:

— Ты мурчишь?

Звук был просто умопомрачительный!

Низкий, обволакивающий своим тембром, и вибрирующий, словно позади меня лежала огромная кошка только гораздо более басистый, чем у представителя кошачьих.

Зверь был расслаблен и искренне счастлив.

Теперь он не сдерживал себя в попытках не испугать меня своим поведением или скоростью, а просто лежал, блаженно растянувшись во весь свой громадный рост и обнимая меня, с тем огромным чувством, которое смущало меня, но…заставляло ощущать странное тепло в груди.

Пока люди стремились к власти, мечтали о богатствах, убивали друг друга для того, чтобы что-то доказать и стать могущественнее, все, что было нужно для счастья этого создания — чтобы его касались.

Это было немыслимо. Но это было прекрасно.

— Маленькие медведи всегда мурчат, чтобы показать своей матери, что они сыты, довольны. И что очень любят ее, — проговорил Зверь приглушенно своим необычным хриплым голосом, пробуждая в моем тебе бурю мурашек этими словами. Словами, так похожими на признание, что я покраснела, но широко улыбнулась, пытаясь сгладить собственное смущение и то, как вдруг заколотилось мое сердце:

— Кажется, ты уже не похож на медвежонка.

Зверь рассмеялся низко, приглушенно, и отчего-то волнительно для меня.

— Не думаю, что кто-то решится погладить взрослого медведя, чтобы услышать подобное.

Я улыбнулась сильнее, теперь не боясь трогать его, и с трепетом думая о том, что я стала первой, кто прикоснулся к нему, познав ласку зверя сквозь боль, недоверие и ненависть.

— Ты действительно никогда не жил среди людей?..

— Никогда.

— И тебе не хотелось этого? Ведь на людей ты похож больше, чем на медведей, — тихо прошептала я, до сих пор не уверенная в том, могу ли спрашивать о подобном, чтобы не разбередить рану и не сделать хуже, слыша за спиной тяжелый вздох, но спокойный голос Зверя: