В том, как он двигался, не было ничего человеческого.

Только оголенные хищные инстинкты: подчинить, сделать своей, пометить. Потому движения его бедер походили на удары и от соприкосновения наших тел раздавались ритмичные хлопки, уплывающие эхом в пробуждающийся лес.

Зверю было нужно именно это.

С кровью, с болью, с темными кругами перед глазами и попыткой не задохнуться от терзающих губ. Но я упрямо терпела, цепляясь за него, потому что отчетливо понимала — если это не произойдет сейчас, то дальше будет только хуже.

В какой то момент мне показалась, что еще немного и я просто потеряю сознание, но Зверь глухо и протяжно застонал, выгибаясь в позвоночнике, отчего я буквально распласталась на его груди, подавшись бедрами в последнем самом глубоком и болезненном движении, когда я отчетливо ощутила внутри себя пульсацию и жар, который разливался по бедрам.

Я боялась дышать, продолжая держаться за его нереально огромные плечи и заглядывая осторожно в глаза, которые сначала были плотно закрыты.

Его тело сжималось и напрягалось как-то хаотично, словно жило собственной жизнью, мучая Зверя своей неуемной жаждой.

ОН приходил в себя постепенно. Медленно и тяжело.

Сначала выровнялось дыхание и мышцы перестали сокращаться, затем задрожали ресницы и он медленно открыл глаза, которые были практически черными, оттого, что зрачок расползся по радужке глаза, заполнив его безумием и той черной страстью, которая терзала Зверя, не давая ему покоя, ни днем, ни ночью.

Постепенно зрачок сужался и приходил в норму, а глаза приобретали осмысленный вид, когда Зверь тихо выдохнул:

— Ты в порядке?..

Я быстро кивнула в ответ, прислушиваясь к себе и с радостью осознавая, что помимо некоторого жжения внутри бедер и ощущения растянутости, не было никаких обжигающе болезненных кровоточащих ран.

И он прислушивался ко мне, вдруг подавшись вперед, чтобы прикоснуться губами к моим, мягко и осторожно, отчего-то чуть улыбаясь и прошептал:

— Я умею быть другим. Идем в дом.

Я даже не успела перевести дыхание, когда он бодро наклонился, по-прежнему удерживая меня на руках и теперь прижимая к груди бережно и аккуратно, чтобы поднять со снега одеяло и поторопиться в дом.

То, что в лесу был только первый раунд, я поняла не сразу.

Наивно полагая, что все самое страшное осталось у озера, я с благодарностью принимала его заботу, когда Зверь занес меня в дом и аккуратно уложил на лежанку, где теперь была гора из одеял, отчего спать было уютно и очень мягко.

Вот только он не торопился уходить. Или одеться.

А еще он был все еще возбужден…

— Спасибо, — пробормотала я скованно, начиная подозревать неладное, лишь когда он сел на край лежанки, потянувшись к завязкам на платье и явно находя забавным то, как я тут же нахмурилась, быстро и растерянно заморгав.

Мысли метались в голове, для чего он делает это, и ничего более логичного на ум не приходило, когда я осторожно проговорила:

— Я точно не смогу плавать в том озере. По крайней мере, не зимой…

Зверь улыбнулся, широко и слишком очаровательно, как всегда полностью преображаясь от этого, словно каждая резкая черта его красивого лица наполнялась теплом и каким-то особенным обаянием, которое я не видела раньше за маской монстра, что создала сама.

— Я знаю. Ты, наверное, и плавать не умеешь, — легко отозвался он, не останавливаясь.

Все больше теряясь и начиная откровенно паниковать, я смотрела на его длинные сильные пальцы, которые на удивление ловко расправились с завязками и теперь скользнули по моим плечам, едва касаясь кожи и спуская ткань ниже, обнажая грудь, а потом и живот, хрипло выдохнув:

— Умею, но…что ты делаешь?..

— Хочу, чтобы ты привыкла ко мне и больше не боялась.

— Чтобы не бояться тебя, я должна ходить обнаженной?.. — еще тише выдохнула я, когда Зверь аккуратно стянул с меня платье, по его улыбке понимая, что он был бы вовсе не против такого расклада.

И мы снова замерли: я оттого, что не представляла, что делать дальше и как побороть в себе стыд, он — глядя блаженно и восторженно, словно каждый изгиб моего тела завораживал его и вводил в какой-то необъяснимый транс и негу.

Затаив дыхание и боясь пошевелиться, я осторожно наблюдала за тем, как Зверь касался меня своими горячими ладонями. Смотрела в его лицо и начинала краснеть все больше и больше, потому что, как всегда, он не пытался скрыть ни одной эмоции.

— Не хочу, чтобы ты вздрагивала каждый раз, когда я касаюсь тебя, — прошептал Зверь, склоняясь надо мной так, что его отросшие до плеч пепельные волосы защекотали мою чувствительную грудь, отчего я тут же покрылась «гусиной» кожей.

Каждое его движение было медленным и аккуратным, выверенным, я понимала, что он на самом деле сдерживается и делает это ради меня, все равно нервно вздрагивая, оттого что его губы коснулись моей кожи, целуя сначала метку на шее.

Не причиняя боли, не пытаясь прикусить мою кожу снова.

В этот раз он ласкал своими горячими губами, не скатываясь в обжигающую страсть истинного зверя, с которой невозможно было что-либо поделать.

Он смущал меня этим еще сильнее, чем если бы набросился снова.

Теперь его губы двигались мучительно томно, основательно исследуя губами и языком мою кожу, чего он никогда не делал до этого. И он не собирался останавливаться!

Уже почти по привычке я не позволяла себе шелохнуться, вытянувшись и застыв в одном положении, даже когда Зверь опустился губами ниже, касаясь груди и чуть придавливая ноги своим горячим обнаженным телом.

Теперь все было по-другому, и я пыталась сопротивляться тому, что начинала чувствовать, потому что эти ощущения были настолько новыми и обволакивающими, что я хрипло выдохнула, растерянно глядя в низкий закопченный потолок.

От этих прикосновений Зверя внутри меня зарождалось нечто горячее, волнующее.

Словно каждая клеточка тела, которая была заполнена мраком боли и недоверия, сбрасывала с себя этот тлен, наполняясь золотистой горячей негой, от которой в бедрах становилось мучительно горячо, а в груди тяжело, потому что хотелось застонать.

— Это не так страшно, как ты думаешь, — проурчал Зверь. — Доверься мне всего один раз, девочка…

Он подался вперед, придавливая собой еще немного, и втягивая в рот напряженно застывший сосочек, который был сконфужен не меньше меня самой.

В первую секунду я заметалась, вдруг осознав, что могу двигаться без вреда для собственного тела, потому что он действительно сдерживался сейчас, видимо выплеснув весь свой пыл в лесу.

Только я не понимала, что же мне делать.

Странный гул в теле только нарастал, накапливаясь пугающей тянущей болью внизу живота, где становилось с каждым его прикосновением все более жарко, словно внутри меня закручивалась спираль из тонких золотистых нитей, отчего было трудно дышать.