Особенно ярко проявляется идея Славы Христовой и человечности в тимпане портала церкви Сен-Пьер в Болье-сюр-Дордонь. Здесь Христос в окружении ангелов и святых восседает на троне. Тимпан связан с темой Страшного суда: недаром открываются крышки погребальных саркофагов справа от Спасителя. Однако руки Христа вовсе не указывают вниз, в ад. Напротив, они распахнуты в жесте адорации, во вселенском объятии: это торжество веры, а не наказание.

Обилие романских сюжетов, относящихся к земной жизни Иисуса, подтверждает идею преобладания человечности над осуждением. Как правило, эти сцены размещены на капителях храмовых колонн или на рельефах порталов. Такова сцена купания Младенца и поклонения волхвов в соборе в Арле. Здесь присутствуют изображения Бога Отца (рука над дверцей алтаря или, возможно, того хлева, где родила Дева Мария) и Святого Духа (птица над Младенцем в купели). Так скульптор соединил оба плана – Божественный и человеческий.

На столбе клуатра того же храма – рельефы, также посвященные эпизодам из жизни Христа, имеющие, помимо Божественного, еще и бытовой смысл. Можно сделать вывод, что довольно популярным среди заказчиков и исполнителей был сюжет омовения ног – его можно видеть во множестве церквей. Этот евангельский сюжет, будучи воплощен в скульптуре, пусть пока и не круглой, все равно не может не оказаться соотнесен в восприятии паствы с человеческим телом, которое имеет право не только на существование, но даже и на сочувствие и милость.

Романское искусство не только служило символическим мостом между раннехристианской и готической эстетикой, передавая от одной эпохи к другой идею милосердия Иисуса Христа. Мы говорим о художественных произведениях, созданных в XII веке – до начала социальных катастроф, до появления инквизиции, до эпидемии чумы XIII в., перекроившей лицо Европы. XII столетие, хотя и являлось временем действия жестоких законов и норм права, все же хранило некоторую «патриархальность» (в библейском смысле) взгляда на миропорядок как на нечто незыблемое. В этом смысле Второе пришествие Христа воспринималось главным образом как победа космоса над хаосом.

Однако изображения Христа во Славе (в световом облаке или мандорле) или Христа на троне имели еще один аспект. Живя в ощущении присутствия Бога, подкрепляемом близостью Второго пришествия (даже в XII в. эхо несостоявшегося события все же отдавалось в душах паствы), средневековый человек благодаря скульптурным изображениям мог ощутить, даже не умея осмыслить, и свою нужность Господу, заинтересованность Господа в себе, несмотря на свою мизерабельность и грешность. Ощущение того, что Спаситель взыскует каждого верующего (напомним, что в романскую эпоху родилась идея личной исповеди), передано в образе Христа во Славе и в сценах земной жизни Иисуса.

Спасение души, безусловно, было целью любого паломничества. Однако в Конке можно найти и конкретные свидетельства эпохи пилигримов. Не следует забывать, что тимпан украшался вскоре после первого Крестового похода, закончившегося тем, что христиане отвоевали Иерусалим (1099). Этим вызван и оптимистический характер ряда надписей, и подробно показанные в тартаре виды современного создателям церкви рыцарского оружия (правда, пользуются им исключительно бесы), и цветы лотоса, сопровождающие символы двух светил. Известно, что аббатству в Конке подчинялось одно из аббатств на берегах Евфрата. Отсюда – лотос и другие восточные реалии, запечатленные на рельефах базилики.

С распространением в архитектуре тимпана и круглой арки, с развитием капителей постепенно сформировалась одна из важнейших черт романской эстетики. Ее сегодня мы можем понять как эстетику уродливого, безобразного. Искажены пропорции фигур, грубо, зачастую карикатурно намечены черты лиц. Имел ли в виду средневековый мастер именно уродство земного мира? Или все-таки такой цели не было, а то, что мы называем уродством, вообще не подлежит такому критерию оценки?..

Возможно, за века, которые мы условно именуем «темными», люди просто разучились создавать даже рельефные изображения – вспомним Никейский собор и объявление круглой скульптуры богопротивной, еретической. Архитектура продолжала развиваться, скульптура – нет, традиция прервалась, романским мастерам пришлось начинать, что называется, с чистого листа. С другой стороны, на память приходит рассуждение Бориса Виппера о таинственной улыбке архаики: изгиб губ происходил не от желания мастера показать улыбку, а из-за направления резца.

Тимпан – полукруг или треугольник, и фигуры, вписанные в него, должны композиционно подчиняться этому профилю. В античную эпоху в углах треугольных тимпанов помещались полулежащие фигуры, и пропорции человеческого тела не нарушались. Теперь, когда форма преимущественно полукруглая, а лежащим фигурам неоткуда взяться (они не соответствовали сюжетам Евангелия), пропорции искажались по необходимости. Получалось, что одни фигуры словно корчатся, а другие, помещенные в иных структурных частях храма, напротив, непомерно вытягиваются.

Как же нам недостает информации! Казалось бы, столько текстов дошло до нас от эпохи Средневековья, а какие-то главные моменты по-прежнему остаются недоступными для понимания! В какой знаковой системе следует распознавать изображения на тимпанах и капителях? Вот первая: человеческое тело, в соответствии с доктриной об уродстве тварного мира, и должно представать некрасивым, пугающим. А если эта точка зрения не соответствует действительности? Если прав Пьер Сегюре, и уродство тут вообще ни при чем?.. Тогда в чем же разгадка?

Возможно, перед нами пример того, что мы теперь называем наивным искусством, и действительно причиной всему – неумение романских мастеров делать реалистические изображения. Во всяком случае, передавать эмоциональное состояние своих персонажей они умели очень хорошо. И при этом в Германии, например, довольно быстро научились создавать реалистически-портретные скульптуры, о чем свидетельствуют фигуры маркграфа Мейсена и Саксонской Восточной марки, графа Хутици Эккехарда II и его супруги Уты Балленштедтской, или Наумбургской, жившей в первую половину XI века. Обе скульптуры были созданы столетие спустя, украшают западную часть Наумбургского собора и до сих пор считаются образцами романской пластики. Кстати говоря, помимо портрета Уты, Наумбургский собор может похвастаться статуями других прекрасных женщин – Реглинды и Гербург, а также их мужей и других жертвователей, или донаторов, не пожалевших средств для сооружения храма. Столь же прекрасна статуя, изображающая супругу Оттона I Адельгейду в интерьере кафедрального собора Мейсена (1260). Конечно, с момента ее смерти и до создания скульптуры прошли долгие десятилетия, однако нам важно не портретное сходство, а сам факт умения романских мастеров справляться с задачей создать жизнеподобный образ. Правда, все эти статуи на много лет старше паломнических французских храмов, но тем и ценны: они показывают, насколько быстро наверстали упущенное художники после реабилитации объемных изображений.

Вернемся, однако, в Конк. В сокровищнице Сент-Фуа хранится еще одно свидетельство атмосферы Крестовых походов. Это богато украшенный реликварий, освященный в 1100 году (на следующий год после взятия крестоносцами Иерусалима) папой Пасхалием II. В нем, как считает традиция, находятся фрагмент креста Распятия и кусочек гроба Господня, принесенные из Святой земли.