Европеец в Средневековье постепенно понимал, что у него есть своя судьба. Постепенно он преисполнялся уверенности, что его ждет спасение; он был грешен, да, но боролся с бесами, рассчитывая в этом нелегком деле на поддержку Девы Марии, святых и ангелов. И здесь мы можем заметить важнейший со времен античности мировоззренческий сдвиг, о котором необходимо знать, чтобы правильно понять не только романскую эпоху, но и последующую готическую. Сдвиг этот касается двух понятий: возмездие и совесть. Античность не знала совести; совершая нечто недолжное, попирая человеческие законы, эллин или даже римлянин в начале истории империи понимал, что его настигнет кара всевидящих богов. Впервые понятие conscientia, которое можно перевести как «совесть», возникло в римском праве примерно в I в. до н. э. и уже оттуда перешло в нравственную философию Цицерона, Сенеки и др. Но даже это понятие не вполне соответствует нашим представлениям. Потому что conscientia – это способность человека к внутренней самооценке, к возможности знать за собой свои проступки. Но знать – не обязательно чувствовать, а в совести эмоциональная составляющая не менее, если не более, важна, чем рациональная. Конечно, эмоциональная оценка могла появиться только после того, как люди осмыслили и прочувствовали земной путь Христа и особенно – его страшное завершение, когда Христос отдал Самого Себя на мучительную казнь ради того, чтобы искупить грехи человеческого рода. Христианская, а вслед за ней и повседневная этическая категория совести, разумеется, подразумевает оглядку на главное событие христианской истории – Распятие. И как важно, что современное понятие совести оформилось как раз в эпоху романики, после Четвертого Латеранского собора 1215 года, когда церковью была принята доктрина личной исповеди, личной ответственности человека перед Богом за совершенные грехи.

Итак, уверенность в Спасении. Человек романского времени надеется на Божье милосердие. Борясь с сатаной, он знает, что может рассчитывать на поддержку Неба. Но при чем здесь портал базилики в Конке? Изучению тимпана посвятил исследование современный французский исследователь Пьер Сегюре. Он попытался разгадать значение символов и аллегорий скульптурного убранства. Главной темой композиции Сегюре считал Парусию – Второе пришествие Христа. Конкретно она выражена через жест сидящего на троне Спасителя: Его правая рука поднята к небу, а левая опущена вниз. Различное положение рук Христа также указывает на Его двойную природу, Божественную и земную. Но и этого мало: такой жест часто встречается в иконографии Вознесения. Возможно, поднятой вверх правой рукой Иисус принимает благодать от Своего Отца, а опущенной вниз левой – дарует ее тем, кто более всего в ней нуждается (если представить себе продолжение этого жеста по диагонали, то упирается она в фигуру грешника, находящегося прямо под ногами сатаны).

Христос-судия на тимпане базилики Сент-Фуа показан в мандорле и восседает в позе римского императора-триумфатора. Его сопровождают ангелы, Он окружен звездами, освещен новым солнцем, вокруг пальмы и цветы, над Ним знаки победы – крест, гвозди и копье). Один из ангелов, противостоящий силам зла, вооружен мечом и щитом, другой несет хоругвь, третий показывает Книгу жизни; еще один изображен с кадилом. У ног Христа два ангела со свечами освещают мир, над Ним двое других разворачивают свитки с цитатами из Евангелия. Перед нами не безжалостный Судия, а Владыка, приветствующий Свой народ.

Однако Сегюре не остановился только на этом и пошел дальше. С его точки зрения, перед нами не только не карающий Христос, а Христос милосердный, но и не Суд как таковой, а процесс, когда душа только-только освободилась из тела. Недаром поверхность тимпана зрительно разделена на три горизонтальных яруса: это не иерархия в древневосточном понимании, а символы различных пластов времени и пространства. Снизу вверх – прошлое, настоящее и будущее. Мир мертвых, мир живых и вечность (Небо). При этом обычное для романики вертикальное деление на праведников (по правую руку от Христа) и грешников (по левую руку) сохранено. Мертвые в нижней зоне разделены на праведных персонажей, размещенных под аркадами Небесного Иерусалима и пришедших на лоно Авраамово, и грешников, попадающих в руки демонов или прямо в пасть чудовища-Левиафана. В верхней части этой зоны, прямо под ногами Христа, происходит взвешивание душ. Определяется посмертная судьба усопшего. На одной стороне, перед ангелом, груз увенчан едва заметными изображениями двух крестов, тогда как с другой стороны на чаше виднеется человеческое лицо в языках пламени. Хитро ухмыляющийся демон нажимает пальцем на правую чашу, пытаясь опустить ее вниз, чтобы увеличить вес грехов. Однако усилия сатаны напрасны, ибо кресты спасают взвешиваемую душу и не отдают ее бесу. Так что, решил Сегюре, победа над дьяволом не откладывается до конца времен, а происходит в момент смерти.

Под сценой взвешивания души – перегородка, отделяющая царство зла от обители избранных. Одну из душ ангел буквально отрывает от недовольно оглянувшегося монстра с палицей. Состязание взглядов ангела и монстра передано удивительно живо! Борьба между полярными силами добра и зла проходит напряженно, но побеждает сильнейший: дверь в обитель праведников широко открыта, перед ней стоит ангел, протягивающий руку новопришедшим. С противоположной стороны открытая пасть Левиафана замыкается тяжелой дверью с рельефно вырезанными на ней железными засовами.

К тому, кто окажется позади, спасение, кажется, уже не придет. Но так ли это?

Опираясь на различные исторические источники, Сегюре уверен: нет, не так! В религиозном мировоззрении Средневековья он обнаружил идею не одного-единственного Последнего Суда, на котором решается все раз и навсегда, но двух: сразу после смерти – и в момент Парусии. Душа, сразу попавшая в ад несмотря на усилия ангелов, все-таки не окончательно лишается надежды. Праведники попадают в райскую обитель, а грешники в тартар – причем не в тот, который представляли себе древние эллины. С точки зрения эллинов, в тартар попадали все, независимо от того, хорошо или плохо прожили земную жизнь. Средневековый тартар – временное обиталище тех, чей земной путь пройден с сомнительным результатом. Но на Последнем Суде даже они могут быть оправданы!

Действительно, в одной из надписей на тимпане упоминается о тартаре. Само это понятие звучало в средневековом богословии с опорой на послания святого Петра. Вот почему на тимпане базилики Сент-Фуа в Конке грешники не показаны страдающими физически. Негативные эмоции испытывают только демоны. А рот сатаны растянут в оскале, гримасе досады: он сознает, что попавшие к нему в руки еще не осуждены навечно и могут в конце концов спастись, ускользнув от него.

Если Сегюре прав, то тимпан – знак рубежа между земной и посмертной жизнью, между грешной и праведной. Это символ осознанного человеческого выбора. О том же свидетельствует и символика полукруга, формы, в которой выполнен тимпан, пришедшей в христианство через философию неоплатонизма: земная жизнь воспринимается как «половина» пройденного человеком круга жизни.

Недаром, ох недаром создатель принципа готической архитектуры, аббат Сугерий, опирался на античное учение о символике числа, сохраненное и переданное неоплатониками. Однако речь об этом впереди…