Дом номер девять по улице Лунной оказался перенаселенным бараком очень сложной архитектуры. Этому шаткому дощатому сооружению было лет семьдесят, не меньше, и за свою долгую историю оно, как мне показалось, ни разу не знало капитального ремонта. Во всяком случае, на фронтоне здания еще можно было разглядеть немецкого орла, готическая надпись под которым стерлась, в отличие от воспоминаний старожилов.

– Туточки в войну был германский штаб! – заметив мой интерес, горделиво поведала мне Мафусаиловых лет бабуля, восседающая на табуреточке слева от входа.

Я не стала уточнять, какая именно война с германцами имелась в виду. Судя по виду барака, в нем могли квартировать еще тевтонские рыцари. Судя по запаху – вместе с конями, ароматы которых не выветрились и по сей день.

– Где шестая квартира, не подскажете? – спросила я.

– Шештая? – зашевелилась бабуля по другую сторону двери.

В паре сидящие старушки образовывали оригинальный портал, что придавало бараку некоторое сходство с пещерным буддистским храмом.

– Шештая хватера будя за осьмым углом, – прошамкала правая старушка.

Я восприняла это как фразу на иностранном языке и некоторое время переводила сказанное мне на русский. Кажется, мне любезно сообщили, что шестая квартира находится за восьмым углом. А откуда начинать считать? Придверные старушки снова замерли, замолчали и даже закрыли глаза, полностью уподобившись резным деревянным статуям. Я постановила считать первым углом ближайший ко мне, громко провозгласила:

– Раз! – и двинулась в обход дома.

Вскоре мне стало ясно, что углов у этого сооружения действительно существенно больше, чем у среднестатистического здания. Многочисленные выступы образовались в результате сооружения разновеликих пристроек. Бормоча:

– Раз, два, три, четыре, пять – вышел зайчик погулять! – я с хрустом топтала могучие раскидистые лопухи.

За углом, который, по моей версии, был шестым, обнаружилась площадка для сушки белья. Четыре столба с веревками огораживали территорию в два квадратных метра, но младенческих распашонок и подгузников там поместилось столько, что хватило бы для облачения воспитанников целой ясельной группы. Пригнувшись, я проскользнула под капающими водой тряпочками и подобралась к щелястой двери. Ее украшал новый почтовый ящик с надписью желтым по синему: «Кв. № 6». Дверь была прикрыта, и я гулко постучала в жестяную почтовую коробку согнутым пальцем.

– Ой, тише! Минька только что уснул! – взволнованным шепотом воскликнула выскочившая из-за двери тоненькая девушка в мокром клеенчатом фартуке.

– Простите! – зашептала и я. – Мне нужен Сахаров Сергей Сергеевич.

– Дедуся в сарае, – девушка махнула мокрой рукой в сторону густых зарослей лопухов и крапивы.

Я с сомнением посмотрела на этот заповедник некошеных трав, из которого замшелым пнем вырастал тесовый домик, ориентированный ко мне задом. Как же к нему подобраться-то?

– Да вы в обход идите! – посоветовала девушка, видя, что я никак не определюсь с направлением движения. – Сначала прямо до бассейна, а потом направо по тропинке.

Я послушно пошла прямо, гадая, что именно тут может именоваться бассейном? Выяснилось, что в роли такового выступает чугунная ванна, по самый бортик закопанная в землю. Емкость была наполнена темно-зеленой водой, в которую я едва не рухнула, потому что элементарно не разглядела это ирригационное сооружение в густой траве. Одну ногу я все-таки замочила, а потом чуть не наступила на лягушку. Не знаю, кто из нас больше испугался, но заорали мы одинаково громко и возмущенно.

– Это кто тут шастает? – Из сарайчика, к которому от лягушачьего бассейна открывался прямой путь по тропинке из битого кирпича, высунулась голая как колено голова.

Отраженное полированной лысиной солнце ударило мне в глаза, я зажмурилась, вскинула руку с тортиком и, держа картонную коробку у лба как козырек, отрапортовала:

– Представитель профсоюзной организации фабрики музыкальных инструментов!

– А с виду такая хорошая девочка! – укорил меня дедушка.

Я заподозрила, что заслуженный работник упомянутой фабрики сохранил не самые лучшие воспоминания о своем трудовом коллективе, и в ходе дальнейшей беседы с Сергеем Сергеевичем это подозрение подтвердилось.

– Шкуры они там все! – желчно заявил дедушка Сахаров.

Я машинально посмотрела на пару кошек, вольготно раскинувшихся в тени под стенкой сарая, но тут же смекнула, что скорняжными изделиями дедушка обозвал вовсе не своих четвероногих питомцев, а профсоюзных деятелей музфабрики.

– Вообще-то, я к вам с поздравлением, – сказала я, надеясь умилостивить сурового старца. – Вот тортик принесла и букетик.

– Неужто еще при жизни цветочков дождался? – съехидничал вредный дед. – По какому такому поводу?

– По поводу Всемирного дня создателей и реставраторов музыкальных инструментов! – бойко соврала я.

– Да у меня таких дней было по пять в неделю, почти сорок лет подряд, – уже спокойнее отозвался дед. – Что там у тебя в бумажке?

– Тортик в шоколаде, – я протянула ему коробку.

Кошки под стеночкой открыли по одному глазу каждая.

– Вафельный! – критично заметил старец. – Ну, кстати я новый зубной протез сделал, хоть разжую угощение-то.

Крепкими коричневыми пальцами, похожими на сучки дерева, дед ловко распечатал картонную коробку, разорвал целлофановый пакет и вытряхнул коричневый брикет прямо на скобленый деревянный стол. Кошки синхронно вытянули шеи, но кондитерское изделие их не воодушевило, и зверюги снова сонно зажмурились.

– Чаю не предлагаю, лень в дом идти и воду кипятить, – деловито сказал Сергей Сергеевич. – У меня тут в кадушечке квасок домашний есть, ядреный – ух! Будешь?

– Буду, – послушно ответила я, мысленно поблагодарив папулю за ценную школу.

Вафельный тортик с ядреным домашним квасом пугал меня не больше, чем омлет с селедкой.

– Тогда садись!

Дед согнал с кресла-качалки не замеченного мною ранее кота номер три, и я осторожно опустилась на плетеное сиденье, накрытое лоскутной подушечкой, засаленной и плоской, как блин. Кресло подо мной заволновалось, и я поспешно вцепилась одной рукой в край прочного с виду стола.

– Вот тебе квас, а тортик сама бери. Приятного нам аппетита! – Сергей Сергеевич с откровенным удовольствием впился в хрустящий кусок новыми вставными зубами.

Из вежливости я пригубила светло-желтый пузырящийся напиток, а торт есть не стала, решив оставить его старому сладкоежке.

– Ну, и какой зверь в лесу сдох? – поинтересовался дед, в считаные минуты прикончив половину торта.

Я огляделась, вновь задержав взгляд на неподвижных кошках.

– Чтобы фабричный профком цветы да гостинцы пенсионерам раздавал – такого у нас никогда прежде не бывало! – сообщил между тем Сергей Сергеевич. – Никак, этим шкурам опять что-то от меня понадобилось? Пианино перекрасить в розовый цвет или рояль в полосочку сообразить?