Герцог помог мне подняться и перевязать почти затянувшийся порез чистой тряпицей, которую он так же, как и нож, захватил с собой. Я тоже предложила свою помощь, но он справился сам. Обратная дорога прошла спокойнее. Солнце село, на землю опускались сумерки. Похолодало, и я пожалела о том, что не догадалась захватить с собой накидку.

В замке нас ожидали Ортензия де Россо и все слуги. Даже Луиджи, которому уже пора было ложиться спать. Янис и Аларик тоже оказались среди встречающих.

– Надеюсь, предки услышали ваши слова, – произнесла бабушка Себастьяна с довольно кислым выражением лица. – Во всяком случае, погода не испортилась. Что ж, а теперь…

Одна из горничных проводила меня в мою комнату, хотя туда я могла дойти и сама. Переодеваться мне запретили, я умылась и стряхнула с платья дорожную пыль. В дверь нетерпеливо постучали, и, когда я вышла, оказалось, что вся толпа ждет в коридоре.

Я думала, что меня поведут в спальню герцога, но сегодня для нас приготовили другую комнату. Кровать там была еще огромнее, чем в моей, и занимала больше половины пространства. Экономка подтолкнула к ней Луиджи, и тот с готовностью прыгнул на покрывало.

– Что это значит? – шепнула я ей на ухо.

– Так нужно, чтобы в браке рождались мальчики, – ответила пожилая женщина не без гордости за то, что именно ее внуку выпала подобная честь.

Мальчишка от души радовался, валяясь на мягкой постели, и я, старательно отгоняя мысли о том, что должно последовать за этим, не удержалась от улыбки. Потом все, кроме Ортензии, вышли. Та развернулась ко мне и с хмурым видом потянулась к шнуровке на моем платье.

– Что вы делаете? – отшатнулась я.

– Стой смирно, я должна тебя раздеть, так положено. Мне эта обязанность тоже не доставляет удовольствия. Но куда деваться, если твоя свекровь не дожила до свадьбы сына? – проворчала она.

Стиснув зубы, я позволила стащить с меня платье. К счастью, хотя бы сорочка осталась на мне. Закончив с раздеванием, старая герцогиня покинула комнату, но мое уединение продолжалось недолго.

В обитель однажды приезжали бродячие артисты. Настоятельница смилостивилась, разрешив им показать представление в просторном внутреннем дворе. Я помнила, как смеялись и ахали девушки, глядя на кукол, которыми ловко управляли актеры с помощью привязанных к ним ниточек. Тогда я веселилась вместе со всеми, но в эти минуты было не до смеха, потому что мне пришлось почувствовать себя такой же бесправной и безвольной куклой. Марионеткой в чужих руках.

Неужели все дело во мне? Я не научилась быть ни по-настоящему покорной, как подобает женщине, ни тщеславной, что считалось главным грехом моего пола. Мне не нравилось, когда взоры всех обителей замка были направлены на меня, а ведь даже Луиджи искренне наслаждался всеобщим вниманием.

Вдруг с испугом подумала, что в комнату снова войдут всей толпой, однако никто, кроме герцога де Россо, не пришел. На долгое мгновение мы застыли. Но вот он приблизился, и я поняла, что отступать некуда. По коже пробежал холодок. Камина в комнате не было, а ночи становились все прохладнее, напоминая о том, что лето почти позади. Хоть здесь и не Хальфдан, каменные стены прогревались плохо. Обитель находилась южнее, и мерзнуть я не привыкла.

– Ты дрожишь… – Себастьян коснулся моей щеки. – Тебе страшно?

– Немного, – честно ответила я.

– Потому что не знаешь, чего ждать?

– На самом деле… – проговорила не без смущения. – Меня предупреждали. Однако…

– Ничего не произойдет, – сказал он, отходя на шаг. – Не сейчас. Только тогда, когда ты будешь готова.

– Но твоя бабушка… – растерялась я.

– Ее я беру на себя. – Герцог заглянул мне в глаза. – Договорились?

Я кивнула, чувствуя облегчение. Но затем решительно тряхнула головой и удержала его, когда он хотел отвернуться. То ли во мне пробудился дух противоречия, то ли я просто устала от подозрений и шепотков за спиной.

– Верно ли я поняла: поскольку погода не испортилась, предки твоего рода приняли меня и согласились передать богам наши просьбы?

– Да, считается, что так, – откликнулся Себастьян.

– Тогда… – Я немного помолчала и, несмотря на то что у меня сводило живот от страха и волнения, продолжила: – Тогда, думаю, будет неправильно, если мы нарушим традиции. Не так ли?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сделаем то, что должны, – произнесла, надеясь, что голос у меня не дрожит. А секунду спустя в голову закралась мысль, болезненная и унизительная. – Или же… или я совсем не привлекательна для тебя?

– Да что ты такое говоришь, Лили?! – с изумлением отозвался герцог и уставился на меня так, будто видел впервые. – Как ты можешь показаться кому-то непривлекательной? Да если бы ты видела себя со стороны!

Он шагнул ко мне, взял за руки, провел ладонями от пальцев к плечам, заправил за ухо выбившийся из косы локон. Сейчас я дрожала еще сильнее, но уже не от холода. Казалось, время застыло, все окружающее куда-то исчезло, остались лишь двое…

– Ты уверена, что не пожалеешь об этом утром? – выдохнул Себастьян мне в губы, и я ответила на поцелуй. Впервые с того дня, когда мы прощались перед внезапным отъездом супруга, я чувствовала прикосновения ласковых рук и губ и понимала, что в любой момент могу остановить его. Он поставил меня перед выбором. Ортензия наверняка не одобрила бы решение внука. Но теперь мнение женщины, что по-прежнему ни на грош не доверяла мне, не имело значения. Как и все остальное.

Только он и я. Только учащенное биение двух сердец в одном ритме. Только поцелуи – сначала легкие и нежные, точно касания лепестков цветущей вишни, затем настойчивые, жадные, распаленные. В изменчивых отблесках зажженных свечей я видела, как глаза моего мужа наполняются едва сдерживаемой страстью, и не сразу смогла поверить в то, что именно я послужила тому причиной. Что не Виенну де Кастеллано, не какую-нибудь другую раскованную и соблазнительную женщину из прошлого желал герцог в эти мгновения, а лишь меня – неуверенную и неопытную, нашедшую в себе силы остаться с ним здесь и сейчас, преодолев и боязнь, и стыд.

Сдернутое с кровати покрывало полетело на пол. Перина, застеленная тончайшей батистовой простыней, оказалась мягкой, как копна сена, и пахло от постели так же – сухими цветами и свежестью летних лугов. Сорочку мне сшили со шнуровкой на груди, и та, поддавшись напору ловких пальцев, с легкостью распустилась, позволив стянуть ткань почти до пояса. Снова касания горячих губ – на шее, плечах, ниже… Пугающе, непривычно и в то же время так естественно, что разом вылетели из головы предупреждения сестры Николины о неприятных для женщины ощущениях, которые необходимо перетерпеть в первую брачную ночь. Да и боль, пришедшая следом за обжигающими ласками, почудилась бледной тенью той, что я воображала себе прежде. Накатила, как морская волна на берег, и тут же схлынула, оставив меня в объятиях герцога – трепещущей, ошеломленной и… счастливой.