Он не отвечал, но я решила, что он просто не хотел брать трубку. Это не мог быть Брайан, он был не из тех, кого убивают, никто не желал его смерти. Убили кого-то другого с похожим именем, у нас ведь сотни пациентов, тысячи!

— Мне очень жаль, дорогая, но все подтвердилось.

Герань во дворе расплылась у меня перед глазами, превратившись в пунцовое облако. Я почувствовала руку Виктории на своем плече — подруга усаживала меня на стул.

— …найден у себя дома. Я пыталась с тобой связаться, звонила несколько дней. Я волновалась, все ли с тобой в порядке.

— Вчера я слышала звонок, но не успела подойти. А перед тем я болела, но со мной был Люк. Нейтан вернулся только вчера вечером. — Я взглянула на нее снизу вверх. — Как это произошло?

Виктория опустилась на соседний стул.

— Не нашли никаких признаков взлома. Полицейские считают, что он знал нападавшего.

Должно быть, Брайан широко распахнул дверь, радуясь, что в кои-то веки к нему пришли, и предложил убийце чашку чая. Я надеялась, что все произошло быстро — с помощью пистолета или ножа.

— Как его убили?

— Говорят, это дело рук какого-то психа.

— Почему?

— Лицо было изуродовано до неузнаваемости. — Виктория помолчала. — И отрублена кисть. — Она продолжала говорить, но ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека. — Полиция считает, что это случилось поздно вечером во вторник. Вчера утром он не появился с газетой, и дочь соседей заглянула к нему через щель между занавесками. Стены были в крови. Бедняжка испугалась, что ее отругают, и рассказала об этом матери только вечером.

Вчера я звонила и тщетно надеялась, что Брайан возьмет трубку, а его тело уже лежало на полу. Рассеченные сухожилия белели на обрубке запястья, вокруг лужей растеклась кровь. Он не любил сдавать кровь на анализы. Говорил, что ему от этого дурно.

— У полиции нет никаких зацепок, но они связывают эту смерть с гибелью Кэрол — оба раза убийца забирал с собой трофей. — В голосе Виктории послышалась забота. — Я ужасно напугала тебя, дорогая, прости. Я хотела успеть, прежде чем ты услышала бы это по радио, но получилось слишком неожиданно.

— Нужно рассказать Лиззи. — Я нащупала свой телефон. — Она должна оставаться дома.

— Я ей сообщила, когда приглашала на ужин. Она ответила, что способна сама о себе позаботиться, хотя ее голос показался мне слегка рассеянным. Она обещала прийти сегодня вечером.

Я встала, и двор словно накренился. Пришлось ухватиться за спинку стула.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот хлопнешься в обморок. Тебе обязательно идти на работу?

— Конечно. Со мной все будет хорошо. — Двор постепенно принимал горизонтальное положение.

Виктория дошла со мной до машины.

— Поезжай осторожно и не забудь, я жду вас к ужину. Мы все сейчас нужны друг другу.

Через Подворье я ехала очень медленно, ничего вокруг не замечая, не в силах ясно соображать. Я не сразу обратила внимание на скорую помощь и три полицейские машины, стоявшие в линию возле Норт-Кэнонри. Я едва не проехала мимо.

Июнь 2017 года

Я остановила машину и вышла. Эта картина испугала меня. Перед глазами невольно возник образ Люка, лежащего на полу с ужасными ранами, с отрубленной рукой или даже двумя, ведь размер трофеев с каждым разом увеличивался. Мне было трудно идти, трудно дышать. «Нет, только не это, пусть будет что-то другое!» — мысленно кричала я. Блейк мог разбить машину и кого-то покалечить. Это было вполне вероятно, ведь он не знал меры, когда пил. Или Оскар мог упасть с велосипеда, а Офелия слишком бурно отреагировать на это. Я предложила бы помощь, от которой вежливо отказались бы, а затем тихо ретировалась. Я толчком открыла ворота пошире, и по подъездной дорожке направилась к дому.

Шок был внезапным, как удар в живот.

Трое полицейских пытались удержать человека, вырывавшегося из их рук. Тот издавал низкое, звериное рычание. Потребовалось время, чтобы узнать в нем Люка — грязного, босого, в брюках, испачканных в промежности, и с оскалом на лице. На лбу у него был синяк, на щеке кровь. Всего за два дня он изменился до неузнаваемости. Пока я справлялась с потрясением, Люк высвободил одну руку и с силой ударил самого высокого полисмена. Тот отшатнулся, прижав ладонь к носу, кровь заструилась между его пальцами. Другой тут же обхватил Люка за шею, а третий завернул ему руки за спину, защелкнул наручники и, навалившись сверху, поставил на колени. Не помню, как я подбежала, но секунду спустя оказалась рядом с самым крупным полицейским — коренастым мужчиной в потемневшей от пота рубашке.

— Этот человек — мой пациент! Он болен. Отпустите его!

Люк больше не был моим пациентом, но какое это имело значение?

— Леди, прошу вас отойти.

— У него явный психоз, и вы его только усугубляете!

Как я могла не предвидеть это? Задним умом я осознала то, что было до боли очевидно. Бессонница Люка, его отчаянное беспокойство, потливость, тахикардия, та сумасшедшая комната из желтой бумаги — все указывало на наступление маниакальной фазы. Любой врач заметил бы это. Любой, кроме того, который был в него влюблен.

— Вы обязаны действовать в соответствии с параграфом 135 закона о психическом здоровье!

— Все согласовано. — Полицейский с новой силой надавил на плечи Люка.

— Необходимо присутствие двух медицинских работников, вы должны их дождаться!

Это было все, что я могла сделать. Я с трудом сдерживалась, чтобы не оторвать руки этого человека от Люка и не оттолкнуть его в сторону.

— Мы дождались, — резко оборвал меня полицейский, не отводя глаз от задержанного.

Я посмотрела на крыльцо, где плечом к плечу стояли Офелия и Блейк. Они выглядели печальными. Врач, который подписал согласие, вероятно, уже уехал или был где-то внутри.

Я опустилась на колени рядом с Люком, его дикий взгляд пронзал как меч.

— Я найду тебя, — прошептала я всего за несколько секунд до того, как полицейские оттеснили меня в сторону. — Найду, где бы ты ни оказался.

— Прочь! — Полисмен говорил со мной, как с преступницей. Люка подняли на ноги и поволокли к полицейской машине. Ему пригнули голову, когда заталкивали на заднее сиденье. Два полисмена сели рядом по обе стороны, и машина отъехала. За ней еще одна, а затем скорая помощь.

Офелия застыла на крыльце. Ее лицо ничего не выражало. Таким оно бывает у человека, перенесшего глубокое потрясение или, напротив, не испытывающего абсолютно никаких чувств. Она была одета в шелковый халат с рельефным рисунком в виде павлинов, волосы были собраны сзади в «конский хвост». Даже без макияжа она выглядела идеально. Блейк стоял рядом с сестрой, обняв ее за плечи так крепко, что она кренилась к нему, привстав на цыпочки, и ее ноги почти отрывались от земли. Мне подумалось, что я впервые вижу Блейка без улыбки.