полнейшее дерьмо и совсем не круто. Не то чтобы меня волновало, кто нравится Риду. Какого хрена меня вообще должно это волновать? Меня не волнует. Плевать.

Но тут Оливия потягивается – я вижу, что руки у нее сцеплены, и почти вздыхаю от облегчения.

Они не держатся за руки.

Это хорошо.

Надо перевести дыхание.

– Я как раз рассказывала Риду про линзы, – говорит Оливия.

– Да. Оказывается, бывают разные виды линз. И их можно прикручивать к фотоаппарату.

– Оказывается, камеры бывают не только на айфонах, – усмехается Оливия.

На щеке у Рида появляется ямочка.

– По твоим словам.

Я не могу здесь находиться. И смотреть на это не могу.

– Мне нужно одеться, – бросаю я.

Представьте одевание, которое занимает пять часов. Потому что ровно столько я провожу в своей спальне. Если бы я могла остаться там навечно, я бы так и сделала.

Но спустя пять часов в дверях появляется Патти:

– Есть минутка?

Я в постели. И минутки у меня нет. Сегодня мой день полностью посвящен фейсбуку – Рид Уэртейм теперь дружит с Оливией Ламберт — и проверке пропущенных сообщений. Таковых нет.

Естественно, блин.

Но я пожимаю плечами. Когда Патти открывает дверь настежь, я вижу, что за спиной у нее стоят Надин и Кэсси.

– Семейный совет, – объявляет Надин. – Не возражаешь, если мы присядем?

Я качаю головой.

– А где Ксав?

– За ним присматривает Мина.

Надин садится на край кровати, Патти – на стул. Кэсси залезает ко мне и прижимает к груди подушку.

– Так вот, – начинает Надин. – Давайте сразу к делу. Вчера у вас было спиртное, так?

Я чувствую, как Кэсси столбенеет, сама же не произношу ни слова.

Надин поджимает губы.

– Ладно, по-другому. Не хотите объяснить нам, почему в четыре утра Уилл блевал в нашей ванной?

– Блевал? – спрашивает Кэсси.

– Еще как.

Кэсси бросает на меня взгляд.

Ты в курсе?

Нет.

Безупречный телепатический диалог.

– Я понятия не имела, – отвечает Кэсси.

– Я не спрашиваю, имела или нет. Я спрашиваю, знаешь ли ты почему.

Кэсси еще сильнее сжимает подушку и кивает.

Я должна все отрицать.

Должна подчеркнуть, что сама пила чистый апельсиновый сок. По крайней мере вчера.

– Мне ведь не нужно вам напоминать, что это неприемлемо, – говорит Патти и качает головой. – Мы дали вам полную свободу.

– И доверяли вам, – добавляет Надин.

– Простите, – произносит Кэсси почти шепотом. – Это моя вина.

Может, это несправедливо, но я ничего не отрицаю. Потому что да – это и правда ее вина. Она всех пригласила. Из-за нее нас посадят под домашний арест до конца жизни. И из-за нее Оливия с Ридом в эту самую минуту флиртуют в фейсбуке. Наверно.

Несомненно.

Плакать я не буду.

– Молли, тебя мы тоже хотим услышать, – строго говорит Патти.

– И что я должна сказать? – у меня щиплет в глазах, и я быстро мотаю головой. – Хотите посадить нас под домашний арест – сажайте.

– Что-что? – переспрашивает Надин.

– Просто скажите, что делать, и я сделаю. Отдать телефон? Пожалуйста. – У меня надламывается голос. – Мне по барабану.

– Знаешь что? Нет. Так дело не пойдет. Хотите пить, как взрослые? Хорошо. Только потом придется сесть с нами и по-взрослому все обсудить.

– Ага, ну вот я и сижу, – замечаю я и скрещиваю руки на груди.

– Молли, – шепчет мне Кэсси. Я резко отворачиваюсь.

Патти придвигает стул поближе.

– Молли, что случилось? Поговори с нами.

Мысли проносятся в голове с бешеной скоростью. Совладать с ними я не в состоянии.

– Да я просто не могу понять, с хрена ли мы вообще это обсуждаем? – я слегка спотыкаюсь на ругательстве. – Через год мы будем в колледже. Через пять месяцев нам будет по восемнадцать.

– И что, это значит, вам можно втихую напиваться? – Надин не повышает голоса, но говорит почти угрожающе. – Я так не думаю.

– Да какая разница? – огрызаюсь я. – Какое это вообще имеет значение?

Кажется, будто рядом упала наковальня. Все замирают. И смотрят на меня.

– Кхм-кхм. – Надин встает. – Да что на тебя такое сегодня нашло?

Но я зашла так далеко, что уже не могу остановиться.

– На меня? Да ничего. Ничего на меня не нашло. И ничего у меня не происходит. Поговорите лучше с Кэсси. Может, она расскажет вам, на что похож оргазм.

У Кэсси отвисает челюсть.

– Ты издеваешься, что ли?

– Молли, так нельзя… – начинает Надин, но я ее перебиваю.

– Да плевать. С меня хватит. – Я резко встаю, протискиваюсь мимо Надин к дверям и спускаюсь по лестнице.

Из кухни выходит Мина; она держит за руки Ксавье, который пытается шагать.

– О, привет, – говорит она.

Я бурчу в ответ что-то невнятное и даже не обнимаю Ксава. Просто выскакиваю на улицу – и плевать на моросящий дождь, плевать на то, что я в пижаме. Я усаживаюсь на ступеньках и достаю телефон. Звоню Эбби.

Она отвечает после первого же гудка.

– Смешно – я как раз о тебе говорила!

У меня екает сердце. Если она обсуждала меня, значит, она не одна. А следовательно, истерить я буду при Нике, Саймоне или еще ком-то из миллиона других ее друзей. Прекрасно.

– Молли?

– Привет, – выдавливаю я.

– У тебя все хорошо? Что случилось? Так, подожди. Сейчас, я только… – Я представляю, как она с извиняющейся улыбкой просит Ника выйти из комнаты. – Все, я поднимаюсь наверх. Так что происходит?

Я очень хочу рассказать ей о том, как Риду понравилась Оливия, но не могу. Полнейшая глупость… Это же Эбби! Смеяться надо мной она не будет. Впрочем, кто знает. Лично я уже ни в чем не уверена. Может, Кэсси уже доложила ей про Рида. И слова Мины ей передала. Что секс с ним просто невозможно представить. А значит, и со мной тоже. Секс ботанов – что может быть смешнее. Жиробас на жиробасе. Гик на гике. Вуа-вуа-вуа. Но никто не видит, какой он милый. Кроме меня.

И гребаной Оливии.

Рид трахает Оливию.

Мне хочется по-настоящему кричать.

– Молли, поговори со мной. У тебя все хорошо? – спрашивает она снова.

– Все нормально.

– Неправда. Что такое?

Мне нужно отдышаться. Дать легким успокоиться.

– Просто я… – глубокий вдох. – Я вывела Кэсси из себя. И мам тоже.

– Ясно. – Я слышу, что она улыбается. – И это всё?

– Не смешно.

– Нет… Ох, Молли. Я и не думала над тобой смеяться. Просто… Знаешь, как часто я бешу Айзека? Или родителей? Серьезно, папа злится на меня буквально каждый день. Родители – они такие.

– Мои нет.

– Потому что ты никогда не лажаешь.

– Издеваешься?

Она смеется.

– Ну так что случилось?