Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты поражен, а? – сказал Сернин. – Признаюсь, это довольно забавно… Боже, как ты меня порой смешил, когда мы работали вместе, ты и я, начальник и помощник начальника!.. А самое смешное то, что ты считал его мертвым, славного господина Ленормана… Мертвым. Как бедняга Гурель. Но нет, нет, старина, голубчик был все еще жив…
Он показал на труп Альтенхайма:
– Этот бандит швырнул меня в воду, в мешке, с камнем на поясе. Вот только он забыл отобрать у меня нож… А таким ножом прорывают мешки и режут веревки. Так-то вот, несчастный Альтенхайм… Если бы ты подумал об этом, то не оказался бы там, где находишься сейчас… Но довольно болтать… Мир праху твоему!
Господин Вебер слушал, не зная, что и думать. В конце концов, он в отчаянии махнул рукой, словно отказываясь что-либо понимать.
– Наручники, – приказал он, внезапно испугавшись.
– Это все, что ты придумал? – сказал Сернин. – Тебе недостает воображения… Впрочем, если тебе это нравится…
И, заметив в первом ряду своих недругов Дудвиля, протянул ему руки:
– Давай, друг, тебе выпала честь, и не стоит упираться… Я играю в открытую, поскольку нельзя иначе…
Он сказал это таким тоном, что Дудвиль понял – борьба на время кончена и остается лишь подчиниться. Дудвиль надел ему наручники. Не разжимая губ и без всякого выражения на лице Сернин шепнул: «Двадцать семь, улица Риволи… Женевьева».
При виде такой картины господин Вебер не мог не выразить удовлетворения.
– В путь! – сказал он. – В Сюрте![5]
– Вот именно, в Сюрте! – воскликнул Сернин. – Господин Ленорман посадит в тюрьму Арсена Люпена, а тот посадит князя Сернина.
– Ты чересчур умен, Люпен.
– Это верно, Вебер, мы никак не сможем поладить.
Во время переезда в автомобиле, который сопровождали три других автомобиля, набитых полицейскими, он не проронил ни слова. Они лишь заглянули в Сюрте. Памятуя о побегах, организованных Люпеном, господин Вебер тотчас отправил его снять антропометрические данные, после чего доставил в тюрьму предварительного заключения при префектуре, откуда Люпена направили в тюрьму Санте. Там его ждал директор, которого предупредили по телефону. Формальности занесения сведений об арестованном в тюремную книгу и личный досмотр были недолгими.
В семь часов вечера князь Поль Сернин переступил порог камеры номер 14 2-го отделения.
– Ваш апартамент неплох… совсем неплох, – заявил он. – Электрический свет, центральное отопление, ватерклозет… Словом, весь современный комфорт… Прекрасно, мы договорились… Господин директор, я с величайшим удовольствием готов снять ваш апартамент.
И он, не раздеваясь, бросился на кровать.
– Ах, господин директор, у меня к вам маленькая просьба.
– Какая?
– Пусть завтра утром не приносят мне мое какао раньше десяти часов… я умираю, как хочу спать.
Сернин отвернулся к стене.
Не прошло и пяти минут, как он спал крепким сном.
Три преступления Арсена Люпена
Санте-отель
I
Случившееся вызвало взрыв насмешек во всем мире. Разумеется, поимка Арсена Люпена стала громкой сенсацией, и общественность не скупилась на похвалы полиции, которые она заслуживала за этот реванш, столь долго ожидавшийся и полностью достигнутый. Великий авантюрист был схвачен. Необыкновенный, гениальный, неуловимый герой томился, как все прочие, в четырех стенах одиночной камеры, подавленный, в свою очередь, той грозной силой, которая зовется Правосудием и которая, рано или поздно, неизбежно сокрушает все встающие на ее пути препятствия и уничтожает замыслы своих противников.
Все это было сказано, напечатано, повторялось, комментировалось, пережевывалось. Префект полиции получил крест Командора, господин Вебер – крест Офицера[6]. Превозносились ловкость и отвага даже самых незначительных сотрудников. Все аплодировали. Воспевали победу. Писали статьи и произносили речи.
Все так! И тем не менее кое-что преобладало над этим чудесным хором похвал, этим шумным ликованием, то был смех, безумный, неодолимый, стихийный, неудержимый и неистовый.
В течение четырех лет Арсен Люпен был начальником Уголовной полиции!!!
Он был им четыре года! Притом был им законно, со всеми правами, которые дарует эта должность, с уважением начальников, благосклонностью правительства, со всеобщим восхищением.
Целых четыре года покой жителей и защита собственности были доверены Арсену Люпену. Он заботился об исполнении закона. Он защищал невиновных и преследовал преступников.
А какие услуги он оказывал! Никогда порядок не нарушался меньше, никогда преступление не раскрывалось надежнее и быстрее! Вспомните дело Денизу, ограбление «Лионского кредита», нападение на орлеанский скорый, убийство барона Дорфа… сколько неожиданных и ошеломляющих побед, сколько великолепных подвигов, которые можно сравнить с самыми прославленными триумфами самых знаменитых полицейских!
Однажды в своей речи по случаю пожара в Лувре и задержанию виновников председатель Совета Валангле, защищая немного незаконный образ действий господина Ленормана, воскликнул: «Своей проницательностью, энергией, способностью принимать и исполнять решения, своими неожиданными методами и неисчерпаемыми возможностями господин Ленорман напоминает нам единственного человека, который, если бы еще жил, мог бы противостоять ему, то есть Арсена Люпена. Господин Ленорман – это Арсен Люпен на службе общества».
И вот теперь оказалось, что господин Ленорман был не кем иным, как Арсеном Люпеном!
Господин Ленорман! Арсен Люпен!
Теперь легко объяснялись те чудесные, на первый взгляд, ловкие проделки, которые еще недавно поражали толпу и приводили в замешательство полицию. Становилось понятным похищение из Дворца правосудия его сообщника в назначенную дату, средь бела дня. Разве не сказал он сам: «Все удивятся, когда узнают о простоте средств, которые я использовал для этого бегства. «И только-то?» – скажут тогда. Да, только и всего, но надо было до этого додуматься».
Это и в самом деле оказалось проще простого: достаточно было стать начальником Уголовной полиции.
А Люпен был начальником Уголовной полиции, и все агенты сыскной полиции, подчиняясь его приказам, становились, не отдавая себе отчета, невольными сообщниками Люпена.
Отличная комедия! Восхитительный обман! Потрясающий, бодрящий фарс нашей эпохи бесхарактерности! И пусть заключенный, пусть бесповоротно побежденный, несмотря ни на что, Люпен стал великим победителем. Из своей одиночной камеры он властвовал над Парижем. Более чем когда-либо он был идолом, более чем когда-либо – Повелителем!
Проснувшись на следующий день в своем апартаменте в «Санте-отеле», как он сразу окрестил тюрьму, Арсен Люпен ясно представил себе чудовищный шум, который вызовет его арест под двойным именем Сернина и Ленормана и под двойным титулом князя и начальника Уголовной полиции.
Он потер руки и сформулировал свою мысль: «Чтобы составить компанию одинокому человеку, нет ничего лучше, чем одобрение его современников. О слава! Светило живых!..»
При свете дня камера понравилась ему еще больше.
Высоко