Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Биттерблу приложила палец к губам. Тедди спал.
Чуть позже она сидела за столом вместе с Сафом; тот мазал хлеб мягким сыром.
– Давай я, – предложила она, заметив, как он скрежещет зубами.
– Я справлюсь.
– Я тоже, – сказала Биттерблу, – и у меня ничего не болит.
К тому же ей хотелось чем-нибудь занять руки, отвлечься. Ей слишком нравился Саф, который сидел перед ней, весь в синяках, и жевал свой поздний ужин. Слишком нравилось сидеть в этой комнате, доверяя ему и одновременно не доверяя, быть готовой солгать и готовой сказать правду. Она понимала, что все эти чувства – не слишком разумны.
– Мне бы очень хотелось знать, что такое там печатают каждую ночь Тильда и Брен, что мне не позволено видеть.
Он потянулся к ней.
– Что? – с подозрением спросила она.
– Дай руку.
– Зачем это?
– Искра, – вздохнул он, – думаешь, я тебя укушу, что ли?
Ладонь у него была широкая и мозолистая – как и у всех моряков, каких ей приходилось видеть. На каждом пальце блестело по кольцу – они были не такие роскошные и тяжелые, как у По, не королевские, но все же из чистого лионидского золота, как и серьги в ушах. Лионидцы на таких вещах не экономили. Он протянул ей руку, на которой зашивали рану, – наверное, больно было вот так держать ее на весу.
Она подала ему ладонь. Саф взял ее обеими руками и принялся изучать с великим тщанием, проводя по кончику каждого пальца, разглядывая костяшки и ногти. Когда он приблизил веснушчатое лицо к самой ее руке, она ощутила, будто оказалась в ловушке между жаром его дыхания и жаром его кожи. Биттерблу уже больше не хотелось, чтобы он ее отпускал, но он выпрямился и разжал пальцы.
– Что тебе в голову взбрело? – Каким-то непостижимым образом ей удалось сказать это с издевкой.
Саф ухмыльнулся.
– У тебя под ногтями чернила, а не мука, булочница. И пахнет твоя ладонь чернилами. Очень жаль, – добавил он. – Коли бы пахла мукой, я бы рассказал, что мы печатаем.
Биттерблу фыркнула:
– Обычно ты не так очевидно врешь.
– Искра, я тебе не вру.
– Да ну? Вовсе ты не собирался говорить мне, что вы печатаете.
Он усмехнулся:
– А руки у тебя вовсе не собирались пахнуть мукой.
– Конечно нет, я же пекла хлеб часов двадцать тому назад!
– Что кладут в тесто, Искра?
– Что у тебя за Дар? – парировала Биттерблу.
– Ну вот, теперь ты взялась меня обижать, – подытожил Саф, совершенно не выглядя обиженным. – Я уже говорил раньше и повторю еще раз: я тебе не лгу.
– Это не значит, что говоришь правду.
Саф расслабленно откинулся на спинку стула и улыбнулся, прижимая к груди раненую руку и дожевывая хлеб.
– Может, расскажешь, на кого ты работаешь?
– Может, расскажешь, кто напал на Тедди?
– Скажи мне, на кого ты работаешь, Искра.
– Саф… – Биттерблу стало так грустно и досадно от всей этой лжи и вдруг очень сильно захотелось победить его упрямство, из-за которого ее вопросы оставались без ответа. – Я работаю на себя. Я действую одна, Саф, меня заботят только знания и правда, и у меня есть связи и власть. Я не доверяю тебе, но это не важно. Мне кажется, что бы ты ни делал, это не превратит нас во врагов. Мне нужны твои знания. Поделись со мной тем, что знаешь, и я тебе помогу. Мы могли бы стать одной командой.
– Ты меня оскорбляешь, если думаешь, что я ухвачусь за такое расплывчатое предложение.
– Я добуду доказательства, – выпалила Биттерблу. Она сама не поняла, о чем говорит, но была отчаянно уверена, что потом разберется. – Докажу, что могу помочь. И уже помогла, так ведь?
– Я не верю, что ты действуешь одна, – сказал Саф, – но разрази меня гром, если понимаю, на кого ты работаешь. Твоя матушка тоже во всем этом замешана? Она знает, что ты убегаешь по ночам?
Биттерблу молчала, размышляя над ответом.
– Не знаю, что бы она подумала, если бы знала, – произнесла она наконец обреченно.
Мгновение Сапфир молча изучал ее мягким взглядом ясных пурпуровых глаз. Она смотрела на него в ответ, но потом отвернулась, досадуя, что люди иногда на нее так сильно действуют. Почему-то она ощущала присутствие некоторых людей, их дыхание, их энергию сильнее, чем других.
– Как думаешь, если ты добудешь доказательство того, что тебе можно доверять, – спросил он, – наши беседы перестанут ветвиться тупиками?
Биттерблу улыбнулась.
Схватив еще пригоршню еды и вскочив на ноги, Саф кивнул на дверь лавки:
– Я провожу тебя до дома.
– В этом нет нужды.
– Считай это моей платой за снадобья, Искра, – сказал он, покачиваясь на пятках. – Доставлю тебя к матушке в целости и сохранности.
Его жизнерадостность и его слова слишком часто напоминали Биттерблу о том, чего она желала, но не могла получить. У нее больше не осталось сил спорить.
Было большим облегчением разделаться наконец с рассказами Лека и перейти к дневникам Греллы, древнемонсийского первооткрывателя. Том, который она читала, назывался: «Поражающее воображение путешествие Греллы к истоку реки ХХХХХХ». Хотя из контекста было очевидно, что речь идет о реке Делл, кто-то вымарал название по всему тексту. Странно.
Однажды в разгаре сентября, войдя в библиотеку, она увидела, что Помер что-то строчит за столом. Кот сидел у его локтя и смотрел горящим взглядом. Когда Биттерблу остановилась перед ними, Помер, не поднимая глаз, подтолкнул к ней какой-то сверток.
– Это новая книга? – спросила она.
– Что же еще, ваше величество?
Она спросила потому, что очередная книга оказалась не переплетенным томом, а стопкой бумаг, завернутых в отрез грубой кожи и перевязанных тесьмой, под которую была заткнута карточка. На ней стояла надпись: «Книга шифров».
– О! – Каждый волосок на теле Биттерблу встал дыбом. – Я помню эту книгу. Неужели ее мне дал отец?
– Нет, ваше величество, – сказал Помер. – Я решил, что вы, возможно, захотите почитать книгу, которую выбрала для вас матушка.
– Да! – воскликнула она, развязывая узел кожаной тесьмы. – Я помню, как читала ее с ней. Она говорила, это сохранит нам остроту ума. Но… – Биттерблу с озадаченным видом покопалась в стопке рукописных страниц. – Это не та книга, которую мы читали. Та была отпечатанная, с темной обложкой. А эта откуда? Я не узнаю почерка.
– Почерк мой, ваше величество, – пояснил Помер, не отрываясь от работы.
– Значит, вы автор?
– Нет.
– Тогда почему…
– Я переписываю книги, сожженные королем Леком, вручную, ваше величество.