— Битва лучше вот этого? — спросила она.

— Это то же самое, — ответил я.

Но это было не то же самое. В битве человек рискует, чтобы приобрести репутацию. В постели он не рискует ничем. Веселье то же, но удовольствие с женщиной быстротечно, в то время как репутация остается навсегда. Мужчины умирают, женщины умирают, все умирают, но твоя слава переживет тебя; вот почему я выкрикивал свое имя, когда Вздох Змея отобрал первую душу.

Моим противником был высокий человек в помятом шлеме, с копьем с длинным наконечником. Он инстинктивно ткнул в меня копьем, и точно так же инстинктивно я отразил удар щитом и ударил его в горло Вздохом Змея. Справа от меня был еще один противник; я толкнул его плечом, сбив с ног, а потом наступил ему на пах, одновременно приняв на щит выпад слева. Я перешагнул через того, чей пах превратил в кровавую кашу, и теперь защитная стена укреплений оказалась справа от меня, как я и хотел. Впереди же были враги.

Я врезался в них.

— Утред! — кричал я. — Утред Беббанбургский!

Я приглашал смерть за собой. Нападая в одиночку, я оставлял врагов позади, но в тот момент я был бессмертен. Время замедлилось, так что мои противники двигались, как улитки, в то время как я был быстр, как молния на моем плаще. Я все еще кричал, когда Вздох Змея вонзился в глаз врага с такой силой, что кость глазницы остановила выпад. Потом я сделал широкий замах влево, чтобы сбить меч, нацеленный мне в лицо. Мой щит взлетел вверх, чтобы принять на себя удар топора, Вздох Змея нырнул, и я сделал выпад вперед, пронзив кожаную куртку человека, чей удар только что отбил.

Я вывернул клинок, чтобы тот не застрял в животе, пока меч выдавливал кровь и кишки врага. Вслед за тем я шагнул влево и саданул железным умбоном в щит того, кто держал топор. Человек, пошатнувшись, сделал шаг назад. Вздох Змея выскользнул из живота фехтовальщика и проехался далеко вправо, чтобы столкнуться с другим мечом. Я следовал за Вздохом Змея, все еще крича, и увидел ужас на лице врага, а ужас врага подпитывает жестокость.

— Утред! — крикнул я, глядя на него, и он увидел приближающуюся смерть. Попытался попятиться, но другие напирали сзади, преграждая ему путь к спасению. Я улыбался, когда полоснул Вздохом Змея по лицу врага. Кровь брызнула в рассветном мареве, и мой другой замах, направленный назад, располосовал чье-то горло.

Двое других людей протиснулись мимо убитого, и я парировал удар одного из них мечом, а удар второго — щитом.

Эти двое не были дураками. Они надвигались, сомкнув щиты, с единственной целью — загнать меня к укреплениям и держать там, прижимая щитами, чтобы я не мог пустить в ход Вздох Змея. А как только они загонят меня в такую ловушку, то дадут возможность другим тыкать в меня клинками до тех пор, пока я не потеряю слишком много крови, чтобы держаться на ногах.

Эти двое знали, как меня убить, и явились сюда за этим.

Но я смеялся. Смеялся, потому что знал, что те собираются сделать… И враги будто стали двигаться медленней, а я выбросил щит вперед, ударив об их щиты. Они думали, что поймали меня в ловушку, ведь мне нечего было и мечтать оттолкнуть сразу двух человек. Те присели за своими щитами и пихнули меня вперед, а я просто шагнул назад и отдернул щит. Враги споткнулись, когда я вдруг перестал сопротивляться их натиску, их щиты слегка опустились, и Вздох Змея мелькнул, как язык гадюки. Его окровавленный кончик полоснул по лбу того, кто был слева, и я почувствовал, как сломалась толстая кость, увидел, как глаза врага остекленели, услышал треск упавшего щита — и сделал замах вправо. Второй противник парировал выпад и ударил меня щитом, надеясь выбить из Равновесия, но тут слева от меня раздался громовой крик:

— Господь Иисус и Альфред!

То был отец Пирлиг, а широкий бастион за ним был теперь полон моих людей.

— Ты — проклятый языческий дурак! — кричал на меня Пирлиг.

Я засмеялся. Меч Пирлига врезался в руку моего врага, а Вздох Змея сбил вниз щит норвежца. Я помню, как он на меня тогда посмотрел. На нем был прекрасный шлем с крыльями ворона по бокам. У этого человека была золотистая борода, голубые глаза — ив глазах его читалось осознание того, что он сейчас умрет, когда попытался поднять меч раненой рукой.

— Крепко держи меч! — велел я ему.

Он кивнул.

Пирлиг убил его, но я уже этого не видел. Я двинулся мимо, чтобы напасть на оставшихся врагов. Рядом со мной Клапа так неистово размахивал огромным топором, что был почти столь же опасен для своих, как и для врагов, и ни один из противников не захотел встретиться лицом к лицу с нами двумя. Все бежали вдоль укреплений — и ворота теперь были наши.

Я прислонился к низкой внешней стене и тотчас выпрямился, потому что камни шевельнулись под моим весом. Каменная кладка рассыпалась. Я хлопнул ладонью по непрочно держащимся камням и в голос рассмеялся от радости. Ситрик ухмыльнулся мне. Он держал окровавленный меч.

— Какие-нибудь амулеты, господин? — спросил он.

— Вот тот, — показал я на человека в шлеме с двумя крыльями ворона. — Он хорошо умер, и я возьму его амулет.

Ситрик наклонился, чтобы найти амулет-молот врага. За Ситриком стоял Осферт, глядя на полдюжины убитых, лежавших в крови, расплескавшейся по камням. Он держал копье с окровавленным наконечником.

— Ты кого-нибудь убил? — спросил я его.

Тот посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и кивнул.

— Да, господин.

— Хорошо, — сказал я и мотнул головой в сторону распростертых трупов. — Которого?

— Это было не здесь, господин, — ответил Осферт. На мгновение у него сделался озадаченный вид, потом он оглянулся на ступеньки, по которым мы сюда поднялись. — Это было там, господин.

— На ступенях?

— Да.

Я смотрел на него достаточно долго, чтобы ему стало неловко.

— Скажи, — наконец, проговорил я, — он тебе угрожал?

— Он был врагом, господин.

— И что же он сделал, — спросил я, — замахнулся на тебя костылем?

— Он… — начал было Осферт, но у него, похоже, иссякли слова. Он уставился вниз, на убитого мной человека, и нахмурился. — Господин?

— Да?

— Ты говорил, что покидать «стену щитов» — это гибель.

Я нагнулся, чтобы вытереть клинок Вздоха Змея о плащ мертвеца.

— И что же?

— Ты покинул «стену щитов», господин, — проговорил Осферт почти с упреком.

Я выпрямился и, прикоснувшись к своим браслетам, резко бросил:

— Ты живешь потому, что следуешь правилам. И составляешь себе репутацию, мальчик, если их нарушаешь. Но ты не добудешь себе славы, убивая калек.

Последние два слова я словно выплюнул. Потом повернулся и увидел, что люди Зигфрида переправились через реку Флеот, но, поняв, что позади них началась драка, остановились и теперь пристально смотрят на ворота.