— Твой, — согласилась подружка, и мы бегомринулись к моему подъезду. На мгновение замерли перед дверью в ожидании самогохудшего, и тут Женька выдала потрясающую идею: — А может, твоя мама приехала?

— Может, — разозлилась я, — и привезла штаныотчима. Только мне как-то не верится, что он ходит в пятнистых штанах.

— Ну, тогда я не знаю, что и думать, — испуганнопрошептала подружка, и мы очень осторожно проникли в квартиру, открыв замокЖенькиным ключом.

Первое, что бросилось в глаза: некто неизвестный сделал вквартире уборку, не в том смысле, что вынес все более-менее ценные вещи, а вбуквальном, то есть пропылесосил и даже вымыл полы (я уже неделю собираласьэтим заняться, да все никак), на диване стопочкой сложено выглаженное белье, нажурнальном столе в большой вазе стояли розы (девять штук, цветы, которые принесТолик, куда-то исчезли), а на полу возле распахнутой двери на балкон, заняв всесвободное пространство моей комнаты, лежал Роман Андреевич в шортах и майке(чистой) и, обняв подушку с дивана, крепко спал.

Женька шмыгнула в кухню и позвала меня оттуда, не повышаяособенно голос:

— Анфиса.

Едва сдерживая негодование, я протопала в кухню: на столекрасовался еще один букет, на этот раз хризантемы, и торт в круглой коробке.Женька распахнула холодильник и присвистнула. Я заглянула, так, без всякоголюбопытства, и тоже едва удержалась от свиста.

— Рубликов на пятьсот потянет, — сообщилаглазастая Женька, имея в виду провизию. Она всегда отличалась некотороймеркантильностью. Хлопнула дверцей, выпучила аза и промолвила: — Что бы этозначило?

— Сейчас узнаем, — прорычала я и вернулась вкомнату. Роман Андреевич к этому времени изволили открыть глазки и даже чутьприподнялись на локте, растянув губы в улыбке. Когда-то кто-то пошутил надпарнем, сказав что улыбка украшает его физиономию.

— Что это такое?! — рявкнула я.

— Что? — испугался он, разом перестав улыбаться.

— Все это, — сделала я жест рукой, начистолишившись словарного запаса.

— А-а, — он вздохнул, заметил Женьку и сказал: —Здрасьте.

— Здравствуйте, — хихикнула она в ответ.

— А вы кто? — поинтересовался Роман Андреевич. Подружкахихикнула вторично и брякнула:

— Женька. — Нахмурилась и поправилась торопливо: —Евгения Петровна.

— Очень приятно. А меня можно просто Рома.

— Вы что ж теперь, жить здесь будете? —окончательно перестав соображать, что происходит, спросила я.

— Если ты не против, — совершенно серьезно заявилРоман Андреевич. — У меня квартира двухкомнатная, а мебели никакой. Однараскладушка, но я на ней почему-то не помещаюсь. — Он поднялся, потянулсяс хрустом и, весело глядя, немного мне попенял: — Ты чего телефон рабочий неоставила? Я бы тебя встретил… Прогулялись бы вместе. Я тут целый день похозяйству, малость прилег, ну и вздремнул.

— Вы по какому праву… — начала я, неожиданно икнула и,вытаращив глаза, замерла с открытым ртом, затем глухо простонала и попробовалаеще раз: — Как вы… да что это такое?..

— Ну… — Роман Андреевич испуганно посмотрел на Женьку,перевел взгляд на меня и начал объяснять: — Барахла у меня накопилось, я ипостирал. Ты не против? У меня машинки нет, а твою я быстро освоил. — Онсделал паузу, наблюдая за мной, и испуганно пролепетал: — Анфиса, картошечкихочешь жареной? Я ее в одеяло завернул, должна быть горячей. Можно пельменейотварить. Хочешь пельменей?

Я рухнула на диван, Женька пристроилась рядом и как-то вялопролепетала:

— Давай пельменей.

Роман Андреевич исчез в кухне, чем-то там загремел ипринялся насвистывать. Я сидела, пялилась на ковер и пыталась решить, как ядолжна себя вести в этой совершенно идиотской ситуации.

Дорогой гость заглянул в комнату и весело спросил Женьку:

— А вы Анфисе кто будете?

— Я? Подруга. А вы?

— Как бы это сказать… — Он поскреб бритый затылок иуставился на меня.

— Он меня спас, — пояснила я, внезапно обнаружив усебя дар речи. — А теперь живет, как видишь. Стирает белье и варитпельмени.

— Убрался и в магазин сходил, — обрадовался он идобавил с чувством глубокого удовлетворения: — Я хозяйственный.

— Ага. Только-только из запоя вышел.

— Чего ты, Анфиса? Я ж объяснял: был повод. И что этоза запой, на три-то дня? — Он опять исчез в кухне и вскоре позвал нас естьпельмени.

— Вы тут надолго? — решила я разведать обстановку.

— На всю жизнь, — серьезно заявил он. — Вближайшее время командировок не ожидается, я в отпуске, короче, отдыхаю.

— В этой квартире? — уточнила я.

— Если ты хочешь куда-нибудь съездить, только скажи. Тыотпуск отгуляла? Махнем на море? Можно на машине, у меня «девятка», год назадкупил, а так и не поездил. Или лучше самолетом?

— Он псих, — обрадовалась я. Женька тожеобрадовалась и кивнула.

— Почему псих? — обиделся Роман Андреевич. —Если б я тебя зимой на юг звал, тогда другое дело…

— Пельмени вкусные, — хмыкнула Женька, и мызамолчали.

Мысли в моей голове скакали, как блохи, но одна быланастойчивее всех: как этот тип умудрился запомнить мое имя, ведь пьян был встельку…

Женька, съев свою порцию, удалилась в ванную. Проводив еевзглядом, Роман Андреевич шепнул:

— Не злись, ладно? Я ж хотел как лучше. Вчера попьяному делу дал маху, в смысле уснул… по-дурацки получилось. Давай дружить, а?

Меня просто оторопь взяла.

Чокнулся совсем. Зачем ты мне нужен?

— Я хороший, — совершенно серьезно сказалон. — Ты, главное, успокойся, приглядись ко мне получше и сама увидишь…

Тут раздался телефонный звонок, я сняла трубку и услышалапьяный мужской голос:

— Здрасьте. Чем занимается красивая девушка?

— А вам какое дело? — поинтересовалась я. Мужчинакашлянул и подхалимски спросил:

— Наш майор у вас?

— Сидит тут какой-то псих здоровущий…

— Здоровущий, значит, наш, — невероятнообрадовались на том конце провода.

— Хотите с ним поговорить?