Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отдайте мне мой груз!
Как будто не меня, а его сажают. Как же, отдашь его! За меня уже все менты решили.
— Заезжай на задний двор, там два понятых ждут.
— И куда дальше?
— И — туда.
— В КПЗ?
— А куда же еще!
У меня все — до пола. Стою я на «ифе» перед воротами, рядом мент. Ворота не открываются. Недалеко Вовка и расстроенный клиент. Мент просит:
— Посигналь, а то к обеду не поспеешь.
Сигналю. Не открывают. Идет другой мент. Мой мент кричит другому менту:
— Скажи там, чтобы дежурный нажал на кнопку, сволочь! Я его счас раздавлю!
Ждем минут десять, двигатель не глушу: холодно, его потом хрен заведешь без грелки. Мент приказывает:
— Подожди. Счас приду.
Вышел, а ногу держит на ступеньке.
— Заглуши!
— Не могу — вода остынет.
— Дай ключи. Я на минутку.
Дал я ему, козлу, ключи. Он зашел вовнутрь и тоже сгинул. Я говорю Вовке:
— Вовка! Передай бабке, жене, мол, взят, так и так…
А он как зарычит:
— Слушай, ты, каторжник! Давай отсюда дергать! Видишь, не хотят они тебя брать. Ворота у них заело.
А у нас закон — в машине всегда две пары ключей. У Вовки свои.
— Вовка! Тогда хватай клиента и прыгай в кабину.
Он бросает мне ключи и бежит за клиентом. Клиенту лет за сорок, а Вовка взял его за шкирку, тот споткнулся, тогда Вовка его под микитки и просто закинул в машину. Вылетаем на перекресток, газ до пола, куда дальше? Вовка:
— Направо! Налево! Прямо!
Ас! «Ифа» моя прет четко, как заговоренная, как «шестисотый» «мерс». Пока менты соберутся, пока машину найдут, пока бензин… До границы всего двести километров — летим. Впереди поле и какой-то гараж, где трактора, ну, чтоб сеять и пахать. Я с дороги и за дом. Клиент уже успокоился, хотя напрасно: теперь он соучастник. А! Плевать! В России все либо частники, либо участники, либо соучастники. Но у меня только права и доверенность на машину. Паспорт в ментовке. Мне дорога одна — за границу.
Поехали мы другой дорогой. Доехали до русской границы.
— Где паспорт?
— Знаете, паспорт я потерял, только что. Или украли, точно не помню. Я в туалет хочу! Можно?
— Ладно! Проезжайте. В туалет сходишь на Украине.
А рядом на лавочке, возле самой границы, сидит мент и курит. Потом говорит погранцу:
— Постой! Я с ними сам поговорю. Дело есть.
Оставил меня и Вовку, клиента почему-то прогнал:
— Ну, ребята, надо что-то делать.
— А что именно?
— Нам позвонили, чтоб вас задержать.
— Кого — вас?
— Вас! На белой «Ифе».
— Мы что, на красный проехали?
— Если ты хочешь валять дурочку, я тебя сейчас арестую именем Российской Федерации, поедешь обратно вплоть до Сибири. А дернешься — расстреляю. Как врага русского народа!
— Сколько?
— Сто баксов.
— Идет!
А тут вдали показались ментовские машины. Дальше все было на бегу, на лету. Я сую менту его сто баксов, он тихо кричит:
— Теперь — газу! Только я получил звонок. Я сделаю вид, что кто-то другой, а кто — не знаю. Рвите когти!
Я по газам и к родной украинской границе. Русские менты долетели до столба, покружились, поматерились и рассеялись. Хохлы нас пропустили как родных.
Приехали мы в Киев. Пошел я к знакомому районному следователю: надо же паспорт выручать. Вдруг меня захотят выдать русским сатрапам. Рассказал ему все, как было, как отцу. Он достал справочник, позвонил в Курск.
— Привет!
— Привет!
— Слушай, козел! Звезды будешь зарабатывать на своих кацапах, а хохлов не трожь, не надо. И всякую лапшу на уши о трех годах тоже не надо.
А я все слышу через динамик. Он там, в Курске, спрашивает:
— А кто со мной говорит?
— С тобой, козел, говорит районный следователь Киева. Фамилии моей тебе знать не надо. И заруби на своем носу: между Украиной и Россией нет юридических соглашений. Нету!
И положил трубку.
— А теперь ты, козел, иди домой, подмой сопли, выспись и сделай вид, что тебе это все приснилось. Но помни, что ты тоже козел и из-за тебя чуть не вышел международный конфликт. А может, тебя все же выдать? Шучу!
Сколько раз, я сказал, меня прихватывали? Два раза? Нет! Начинаем загибать пальцы. Загнули? Теперь сосчитали. Не так быстро! Итого… Я ж говорил! Целых четыре раза власти садились мне на хвост. Но это все фигня, я его откидывал вместе с властями, и они оставались с моим хвостом — на память от Рыжего!
Никто не верит, что я участвовал в ликвидации… последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Откуда я тогда об этом знаю, помню все до мелочей? А если я там не был, то… че я там, блин, тогда делал? На «ифе»? В центре? Еще и под дождь попал в мае, в Киеве, в Жулянах, под радиоактивный. От меня так и отскакивало, так и отщелкивало.
Нет, точно был в Чернобыле. А кто меня туда, бедного, послал? Министерство культуры. В пионерлагерь бюст Ленина отвезти. С Вовкой. На пятнадцатый день после… Откуда в Министерстве знали, что это пятнадцатый день? Там вообще ничего не знали. Культура же, блин, была отлучена от государства. На хрен!
Ленина мы в пионерлагерь сдали благополучно. Начальник лагеря, правда, был недоволен:
— Я просил настольного, а вы что притащили? Напольного! Это ж целое надгробие!
— Министерство мелочь не пришлет. Вот в «Киевских сувенирах» мелкого Ленина навалом, сам видел.
Но обедом в лагере все же накормили. А после обеда я говорю Вовке:
— Знаешь, тут где-то атомная электростанция прячется. Давай посмотрим.
— Там же забор, не пустят.
— Нас пустят! Ну хоть до забора доедем, а что дальше — и представить нетрудно. Че, у нас фантазии не хватит? Ты когда-нибудь большие бабки в руках держал? А Мерлин Монро трахал? А представление об этом имеешь. Вот! Мы же советские люди!
Вовка на все согласен. Станцию мы почему-то быстро нашли. Откуда я знаю почему? По закону земного притяжения. Я говорю:
— Вов! А где же охрана? Гляди, въезд свободный и выезд тоже.
— Тихо, Рыжий! Она, видно, спит. Заезжай.
АЭС мне понравилась. Но пахло здесь чем-то паленым. Какой-то гарью, химией и покойником одновременно. Вот, думаю, как атом пахнет. Интересно!