Все утро Инга провела в музее Грина, а после обеда поехала на автобусе на другой конец города.

Какой же приятный городок Феодосия; город, наполненный запахом моря и можжевельника. Стройные кипарисы, белые колонны и улыбающиеся люди, все сплошь одетые в светлое. А еще семьи. Постоянно она видела компании папа-мама-ребятишки. Один за руку с мамой, второй на плечах у папы. И первый раз за долгое время эти картинки вызывали у нее радость, хотелось улыбаться вместе с этими дружными семьями.

Женщина не отдавала себе отчета в том, что произошло вчера. Она не хотела спугнуть ощущение счастья, новизны и не хотела выкидывать его из своего «я». Пусть оно продлится подольше – вот все, о чем думалось.

Лаборатория, которую возглавлял Кирилл, находилась на пятом этаже административного здания. На кнопке лифта был приклеен указатель – «Ромашка». Надо же, ромашка. Откуда такое название?

Лаборатория «Ромашка» занимала пол- этажа. Инга позвонила в звоночек, ей открыла приятная девушка в белом халате.

– Моя фамилия Соколова. Я к Кольцову.

– Кирилл Евгеньевич предупреждал. Он немного задерживается. Присядьте вот здесь. Посмотрите журналы. Хотите, я вам чай сделаю?

– Нет, спасибо.

– Давайте сделаю. Кирилл Евгеньевич обязательно просил вас чаем напоить. У нас хороший, липовый.

– Ну, давайте, – Инга осмотрелась по сторонам.

Симпатично и совсем даже не провинциально. Крашеные обои приятного желтого цвета. Широкие потолочные плинтуса голубого цвета с оранжевым орнаментом. Такие же голубые диванчики перемежались стеклянными круглыми журнальными столиками. На столиках, естественно, журналы про детей, для будущих мам. Народу в зале не было. Инга была одна.

Девушка с ресепшен принесла чай. И кружка тоже была синей, с оранжевой каемкой. Печенье, сахар. Ну надо же.

– Пейте, у нас вкусный чай. Сейчас затишье, лето, с сентября опять очереди пойдут.

– А что, прямо очереди?

– Конечно, наш центр в городе один. Надежда для людей.

– И многим помогаете?

– Двадцать пять процентов. Это очень высокий результат.

– А как же те семьдесят пять?

– Есть такое дело. Но, во-первых, нужно думать про двадцать пять, это обязательно. И потом, мы же лечить начинаем те пары, где уже нет других вариантов. Так что или ничего, или все-таки есть шанс. Мне кажется, если хоть один процент есть, нужно пробовать.

Девушка улыбнулась. Инга отметила про себя: хорошо так, открыто, без жалости, без снисхождения. И это не была дежурная уловка, безразличная.

– А вы у нас ЭКО будете делать?

– Нет, я на экскурсию. Я москвичка.

– Значит, у вас все в порядке, ну и слава богу.

– Да нет, у меня как раз не все в порядке. Но я всегда была против ЭКО.

– Почему? – девушка села на соседний диванчик.

– Как-то это против Бога.

– А вы верующая?

– Да нет, конечно, нет; просто мне кажется, что мы внедряемся во что-то, а можно ли? Все же, что ни случается, от Бога. А здесь мы ломаем карму, что ли.

– Неправильно вы говорите, – девушка возражала спокойно, но твердо. – Если вас послушать, то и операции делать не нужно?

– Нет-нет, конечно. Но все же здесь другое, согласитесь?

– Соглашусь, – поддержала девушка, – конечно, мы даем жизнь. Но эта жизнь в женщине есть изначально, мы помогаем ей выйти наружу, что же тут плохого. А про веру. Знаете, у меня дядя – священник. Да, так бывает. Папин брат пошел вот по такой линии, выбрал для себя другой путь. Их папа, коммунист, мой дед, сначала даже перестал с сыном общаться. Сейчас уже все нормально, но видимся мы, правда, редко. Как-то у нас с дядей зашел разговор на эту тему. Причем я сама задала вопрос: почему священнослужители против детей из пробирки? Так оказалось, на это есть реальное объяснение. Они считают, что бесплодие дано женщине как наказание за ее грех, за аборты. То есть если бесплодие идет просто от болезни, то и ладно, они не против.

– А если причина именно в этом?

Девушка почувствовала, как внутренне напряглась Инга.

– А вот тут никто женщине не судья. Раз прошла через этот ад, выхода у нее другого не было! – девушка сказала эти слова жестко и глядя прямо Инге в глаза. Потом внезапно опять улыбнулась: – Вы пейте чай! И если соберетесь делать ЭКО, не сомневайтесь. Ребеночек уже в вас! И ему просто нужно помочь. И все будет хорошо!

Инга быстро заморгала и виновато улыбнулась. Нужно пить чай.

– Пойду, займусь документами. Извините, я вас заболтала.

Девушка быстро прошла за свою стойку. Только она заняла свое место, как дверь распахнулась, и, бросив в сторону девушки: «Привет, все в порядке?» – к Инге устремился Кирилл.

– Чай? Правильно. Он у нас целебный. Пойдем, я тебе покажу наше хозяйство!

36

Потом они ужинали в соседнем ресторане, и Кирилл рассказывал о своих первых попытках ЭКО.

– Понимаешь, я действительно мечтал стать акушером-гинекологом. Почему? Хотел помочь женщине, хотел избавить ее от проблем. А какая проблема самая первая? Это когда она не может родить ребенка. ЭКО – это революция, это наконец-то сказать проблеме «нет», сделать жизнь женщины счастливой. И саму женщину сделать счастливой.

Инга слушала этого увлеченного человека и радовалась, что такие доктора есть на свете.

– Никогда не забуду, как проводил первую стимуляцию гормональными препаратами, по тем меркам очень дорогими. Переживал страшно, и все мне казалось, что что-то идет не так. Теоретически знал все, а практики не было, спросить не у кого, а вопросы росли, как грибы после дождя. Начал стимуляцию, но вижу, что-то пошло не так, не нравится картинка на УЗИ, то есть не так, как было в теории. Но мне тогда повезло, мне попалась удивительная пациентка. Она верила мне безгранично, постоянно меня подбадривала: «Доктор, вы не переживайте, все будет у меня хорошо. Вы спокойно делайте свое дело. Я вам верю. Вы плохо не сделаете». Мы шли дальше, я опять нервничал, мне опять казалось, что все зря, не того результата ожидал и как последний дурак делился своими сомнениями с пациенткой, а она: «Не переживайте. Все будет хорошо. Продолжаем». Это просто чудо какое-то: я был не один. Вообще-то это, наверное, самое сложное в работе врача. Ты всегда с проблемой один на один, тебе советоваться не с кем, и невозможно это. Только ТЫ принимаешь решение, на тебе огромная ответственность. Ну, представь, врач оперирует, но ведь, только вскрыв больного, ты видишь настоящую картину. С кем советоваться? С операционной сестрой? Больного будить? Кстати, именно поэтому перед операцией больной подписывает разные справки. Ну, а потом только доверие врачу. Тогда я не мог справиться с нервами. Уж слишком ответственно. Меня просто съедала изнутри та неизвестность, в которую я шел. Так что просто Бог послал мне ту пациентку. И в какой-то момент сам себе уже сказал: «Работай с холодной головой и выполняй строго технологию проведения эмбриологического этапа». Мы получили два эмбриона на стадии шесть и восемь бластомеров (если образно сказать, то эмбрионы были на «хорошо» и «отлично» по школьной пятибалльной шкале). А дальше нужно было ждать. Наступит беременность или нет. 14 дней. По-моему, я тогда и спать, и есть перестал. Через 14 дней пациентка позвонила и сказала, что тест на беременность положительный. А уже через неделю мы увидели на УЗИ два плодных яйца в полости матки. На что пациентка мне после осмотра сказала: вот видите, доктор, я же говорила вам, что все будет хорошо, и не надо волноваться, я верила в вас. Вот это последнее «я верила в вас» было самым важным и главным.