Но, выйдя из кризиса, она поставила Горького на книжную полку и практически про него забыла. И, только увидев Кирилла на кладбище, опять вспомнила: «А был ли мальчик?» – но только уже совершенно по другому поводу.

39

Как люди уживаются в одном коллективе? Почему кто-то выбивается в начальники, кто-то рвется наверх, но у него ничего не получается, а кто-то совершенно доволен должностью исполнителя?

Есть люди команды, есть одиночки, есть лидеры. Это совершенно разные типажи. И что характерно, никакое дело не обойдется ни без тех, ни без других. Одиночкам все равно, что там происходит в команде, у кого какое настроение и кто что делает. Они с удовольствием выполняют свою работу, им интересны только они сами. Как правило, одиночки – эгоисты в хорошем смысле этого слова.

Люди команды хорошо (или плохо) выполняют данные им поручения. Беда, если человек не понимает, что он всего лишь человек команды, и рвется на руководящую должность. В итоге, если рвется, обязательно вырвется, но при этом погубит команду.

И есть лидеры. Лидер может решать проблемы, находить пути выхода из любой сложной ситуации, и, главное, он берет на себя ответственность. В лидерах есть все: они прекрасные профессионалы, они умеют делать многое что сами, они прекрасно работают в команде, знают команду изнутри, понимают психологию каждого участника, поэтому способны повести за собой. Это очень редкие люди, штучные, что называется. Компания будет успешной, если ее возглавит такой человек.

Как понять человеку, что он не лидер? Как понять свое предназначение? И как понять, что это и есть твоя миссия? Как узнать и согласиться со своим местом в коллективе? Это непросто. У нас у всех есть амбиции. Нас с детства приучали быть отличниками. Причем лучше круглыми отличниками и еще лучше медалистами. То есть ты должен обязательно быть «на пять» во всем! Почему, зачем? К чему быть обязательно лучшим во всем? Можно же в чем-то одном! Во всем лучшими пусть будут гении.

Правда, есть просто организаторы. Вот умеет человек организовать процесс. Вот такой продавец услуг. И ему все равно, что продавать: сосиски или элитарную литературу. Но это все сиюминутное. Все же хорошо бы разобраться в процессе. И почитать ту литературу или на конвейере постоять, где сосиски производятся.

Глеб, конечно же, был человеком команды, хотя и прошедшим несколько витков, управляющим большим звеном. И все же он всегда был подконтрольным и никогда не хотел открыть свое дело, четко про себя понимая: не его, будет тяготить, может не справиться. А вот Кирилл, конечно, был лидером. Он про свое дело знал все и четко понимал, как лучше его организовать и что для этого нужно, какие специалисты, какое помещение и сколько финансовых средств.

Мечтой Кирилла всегда было обрести свободу. Он давно для себя эту свободу определил так: найти свою нишу, чувствовать себя в ней комфортно и независимо, самому принимать решения, не зависеть ни от кого, делать только то, что нравится. Причем он в этот момент думал только о работе, о деле, которому он служит. Он был уверен: вот создаст он свою клинику, наберет команду из тех, кто так же одержим и верен делу, и все пойдет как он хочет. И он встал на этот путь в поисках мечты.

В какой-то момент стало понятно, что это невозможно. Он никогда не сможет быть свободным. Он сделал свою клинику, к нему пришел работать замечательный персонал. Все единомышленники, все болели за результат. Но над врачом довлели законы, постановления, бесконечные проверки, которые не давали просто делать свое дело, помогать людям. При этом он никогда и ничего не нарушал, но тема, которой он занимался, часто требовала специального подхода. Невозможно все сложные индивидуальные случаи подвести под одну гребенку. И порой он рисковал и брал на себя ответственность. Уж какая тут свобода!

Да и про персонал. Прав был Станиславский, говоря, что раз в десять лет труппу нужно менять. Как бы слаженно ни работал коллектив, люди уставали от одного места, где-то случался служебный роман, а где-то склока. А им потом вместе идти в операционную. Блажен, кто верует. И Кирилл шел вперед. Пускай в полной мере задуманное и не осуществилось, значит, он будет искать счастье в моментах. А их было предостаточно.

Кирилл уже знал, что Инга записана на прием, и ждал ее. Он умел держать себя в руках и сумел сохранить лицо, когда увидел ее на похоронах Веры. Хотя сердце ухнуло в пятки. Да, Инга была особенной. Что греха таить, Кирилл любил женщин, умел ухаживать и порой влюблялся в пациенток. А невозможно не влюбиться, когда женщина смотрит на тебя с таким восторгом, с таким откровенным восхищением и, не стесняясь, говорит об этом. Если сказать уж совсем прямо и начистоту, буквально предлагает себя. Отказываться? Обидеть женщину. Естественно, врач держит дистанцию. Обязан держать. Для этого есть определенные врачебные уловки. И фразы специальные, которые должны настроить женщину на то, что перед ней не мужчина, а доктор, тут и терминология включается специальная, чтобы охладить пыл, настроить даму на медицинскую волну. Опять же время на прием должно быть регламентировано. Извините, у меня следующая пациентка. НО! Иногда хотелось послать к черту весь регламент и банально пойти навстречу чувству.

Инга была особенной. Он просто никогда в своей жизни таких не встречал. Загадка. Кирилла к ней тянуло, он пытался понять, прочитать ее. Как будто с другой планеты. Непонятная, непохожая, закрытая. «Нездешняя». Опять всплыло то безотчетное определение, которое тогда так к ней подошло. Он не понимал, что у нее за жизнь и кто в этой жизни ценен. И что там за муж? Он сам не заметил, как по уши влюбился. Причем каким-то возвышенно-платоническим чувством. Зная, что тут ничего нельзя. Просто поставить на пьедестал, молиться, служить и не разбить то хрупкое, которое в себе первый раз почувствовал.

И как стать ей интересным? Вот он и начал рассказывать про то, что знал. Инга слушала с придыханием, кивала вроде бы с восторгом, а потом внезапно улетела решать свои задачи. Не с ним, а опираясь на его знания. Если бы тогда у нее все получилось, она бы вернулась. Он точно знал. Но все пошло не так. Ей не встретились правильные врачи или организм не был готов. Все это сложно. И связь прервалась. Причем даже с какой-то обидой.

За годы, которые они не виделись, Инга стала еще интереснее. Женщина к сорока трем годам может очень сильно измениться. Уж Кирилл про это знал как никто другой. Этот возраст для женщины критический. Она может враз постареть, обвиснуть, стать неприятной. И характер портится, и это все физиология. Ни одна женщина не проходит мимо такого возраста, назовем все своими именами: климактерического, и многие покоряются природе, становятся злобными тетками, завистливыми, недовольными судьбой, обвиняющими всех в том, что их времена прошли, и ненавидящими всех молодых, проходящих мимо. Господин Климакс!

Как-то попалась ему статья в киношном журнале о Вере Марецкой. Та в молодости обожала играть старух. Причем всегда играла без грима. Весь образ создавала при помощи походки, голоса, потухших глаз. И вот ей предложили роль в фильме «Сельская учительница». Марецкой – сорок, а играть нужно шестнадцатилетнюю девочку. И вот тут Вера самой себе сказала: если я могла без грима играть старух, глазами и походкой, то почему нельзя перевернуть эту историю и взять на вооружение те же приемы. И у нее все получилось: лучистый, светящийся взгляд, полный надежды, прямая спина, легкая походка – и зрители поверили. Перед ними была молодая девушка, у которой вся жизнь впереди. Им и невдомек было, что помощник режиссера постоянно ползал на коленках вокруг Веры Петровны, чтобы, не дай бог, не попасть в кадр: «Летящая походка, летящая!»