А это значит, что чем больше сила, притягивающая влюбленных друг к другу, тем больше времени им отпущено. И не обязательно на Земле.

Обо всем этом мы и рассуждали с Иркой, сидя на нашем любимом камне, в тот памятный день, когда она пришла на работу и заявила:

– Поздравьте меня, я сдала экзамен по гиюру, теперь я самая настоящая православная, ой, то есть ветхозаветная иудейка.

Ирка запуталась в словах, махнула рукой:

– Ну, вы поняли.

Мы сидели на нашем камне и говорили о силе страсти, о детской кроватке, купленной с рук, о коротком послеродовом отпуске, о несусветных ценах на базаре, а про Илью и Дуду молчали, потому что не все можно объяснить словами, к тому же я не хотела, чтобы Ирка вот прямо сейчас, посреди рабочего дня, разревелась.

А потом лето быстренько свернуло свой праздник, и случилось несколько важных событий.

Во-первых, мой стаж подошел к концу, и меня взяли на работу в терапию, о которой я так мечтала. Правда больница не имела возможности обеспечить ставками всех желающих, поэтому меня, как и многих других новоприбывших врачей, взяли на смешных условиях.

– На первые год-два я беру тебя на часть ставки, – сказал доктор Зеклер и потер красную от смущения лысину, – ну, в общем, на очень маленькую часть, хм.

Я еще не знала, что весь следующий год зарплаты мне будет хватать только на проездной.

Доктор Зеклер посмотрел на меня с сомнением, будто не был уверен, что я соглашусь. Но я в тот момент была готова работать и задаром, лишь бы и он, и Донна Анна, и вся больница приняли меня в свою семью. Я подписала какие-то документы и со следующего дня должна была прийти на работу уже не как стажер, а как начинающий терапевт.

Другим немаловажным событием уходящего лета был первый Данькин день рождения.

– Годик – это вам не шутки, – сказала бабушка и испекла торт. Поставила его высоко на книжные полки, «чтоб подышал», и добавила, поглядев на папу: – В тот день, когда тебе, Славик, исполнился годик, наш эшелон бомбили.

Потом прищурилась, чтобы слезы не пролились, надела на Даньку слюнявчик и принялась кормить, с шутками и прибаутками, «до румяных щек». Муж пришел пораньше с работы, принял душ, нарядился в белую рубашку, схватил только что накормленного Даньку и стал подбрасывать к потолку – от восторга и переполняющих чувств.

Даньку переполняла каша, о чем он сообщил бурно и незамедлительно, белая рубашка мужа отправилась в стирку, а сам муж и Данька заодно – снова в душ.

Мама накрывала на стол, а папа сбегал на базар, вернулся и гордо сообщил, что на базаре все торговцы – его друзья, все ему машут и кричат шалом, и поэтому сегодня, впрочем как и всегда, он принес самые отборные фрукты. На самом деле фрукты были мятые и «просроченные», как тихо проворчала бабушка, но ради праздника дело замяли.

Потом появилась Шушанна, принесла бутылку красного, толсто нарезанные сыр и колбасу, очевидная некошерность стола ее не смущала, ну а нас и тем более.

Даже брату дали увольнительную – первую за долгое время, и вот он заявился – загорелый, улыбчивый, немного чужой, с автоматом через плечо, в рыжей от пыли армейской форме.

Данька его не узнал, решил, что это пришел Бог Войны, и сначала спрятался от него за бабушкиной спиной, потом осмелел, нашел его ботинок, схватил за шнурки и возил по всей квартире, а позже залез к брату на руки и уже не слезал, преданно заглядывал в глаза и прижимался маленьким тельцем.

И только меня не было за праздничным столом. 31 августа 199… года я отмечала первый день рождения сына первым самостоятельным дежурством.

Приемный покой светился огнями, больница не спала и покачивалась, как огромный корабль, я не сомкнула глаз до самого утра, все больные в моем отделении пережили эту ночь.

Это значит, что праздник действительно удался. Потому что главное – пережить ночь. А про рай и яблоко мы еще наговоримся.

Глава двадцать первая

Рожала Ирка тяжело.

В тот день она пришла на работу раньше обычного и уже с «узелком».

– Ты что в такую рань заявилась? – спросила я, увидев ее у ворот больницы.

Было шесть утра, мы с девчонками-медсестрами только-только вышли перекурить в первый раз за всю смену.

Сидим, дышим, Млечный Путь разглядываем, ждем, вдруг звезда упадет, тогда можно желание загадать.

И вдруг видим – Ирка, она, видать, на первом автобусе приехала, идет от остановки, переваливается, через плечо сумочка, в руке что-то вроде «узелка».

– Ты что в такую рань заявилась? – спросила я.

– Сама не знаю, – ответила она, медленно подходя к воротам и отдуваясь. – Что-то мне кажется, что я сегодня рожу.

– Тебе же еще две недели срока, – нахмурилась я. – Или что-то не так? Боли? Схватки?

– Да нет вроде, – сказала она, усаживаясь рядом со мной на скамейку, – предчувствие. Ну, рассказывай теперь ты. Как было? Страшно – первый раз и за главную?

Девчонки-медсестры вокруг засмеялись и принялись наперебой рассказывать Ирке наши ночные приключения.

Тут уж и я расслабилась, смогла рассмеяться, а до этого момента страх не отпускал, крутил живот, холодел в пальцах.

Звезды прятались в туман, солнце начинало чистить перышки, горизонт светлел, становился из черного белым, будто чистый лист бумаги – только успевай записывай – вот он – мой рассказ – слово в слово:

«…Часы пробили три, все ушли, в отделении осталось пятьдесят больных, три девочки медсестры и я.

Вечер прошел в запарке – поступали новенькие, их надо было принять, расспросить, осмотреть, удостовериться, что диагноз, поставленный в приемном покое, верен, начать лечить.

Вот бабушка якобы с воспалением легких, но легкие ее чистые, зато живот – как доска, значит, непроходимость, срочно хирурга и в операционную.

Вот женщина после суицида, наглоталась таблеток, в приемном ей уже назначили антидот, капают, это хорошо, но погоди-ка, а доза-то рассчитана неправильно, доза – в два раза меньше, чем необходимо, скорей, скорей, посчитать правильно, неужели поздно?

Вот старик с диагнозом «сердечная недостаточность», его ноги завернуты в какие-то тряпки, разворачиваю – одна нога белая и без пульса, набираюсь храбрости, звоню посреди ночи сосудистому хирургу, это же надо еще и объяснить на иврите, что в отделение подняли больного и никто не подумал пощупать пульс на ногах, да, я думаю, что это тромб, да, нужна срочная операция…

К четырем