– Тьфу на тебя!

Пока оружники перешучивались, Мистина окинул свою дружину внимательным взглядом. Густая тьма уже не позволяла разглядеть лиц, к тому же спрятанных под низко надвинутыми кожаными и шерстяными худами, но он узнавал своих людей по смутным очеркам.

– Ратияр! Нужны двое – снять дозорных. И еще десяток – на тех, кто у ворот.

– У ворот я с моими справлюсь. На тын лезть – нужен аркан.

– Найди Самантая и Узу. Подползаете с той стороны. Они накидывают петли на колья. Скажи им, что есть одна попытка. Промахнутся – опозорят предков перед Господином Синего Неба. Но кол – не дикий жеребец, и бросать не издалека. Лезете вдвоем. Ты и…

– Я! – произнесли из тьмы сразу несколько голосов.

– И Сигдан.

– А ты, – Мистина не столько увидел, сколько угадал во тьме, где стоит в напряженном ожидании младший брат, – поведешь людей в ворота, когда они откроются.

Лют выдохнул, стараясь не выдать радости. Что его пошлют лезть через тын и снимать дозорных, он и не ждал: для таких дел ему предстояло набираться сил, опыта и умения еще лет пять. Но брат все время давал ему возможность получать опыт в таких делах, где он справится. А если что – вокруг хватает тех, кто десять лет назад брал Ираклию Понтийскую…

* * *

С приходом полной темноты русы подобрались к самой опушке, и теперь от городища их отделяло с полсотни шагов. Отсюда было видно, как два факела неспешно описывают каждый свой полукруг, встречаются у ворот, немного ждут – видимо, дозорные на стене болтают с дозорными у ворот, – и снова расходятся. Раз от раза они задерживались все дольше, и дивиться тут нечему: даже с факелом в руках мало радости шлепать по холодной грязи, ловя ухом шорохи дождя во тьме. Совсем не то, что сидеть в теплой избе с девками и басни слушать, как весняки привыкли об эту пору.

Костер за воротами бросал вверх желтые и багряные отсветы. Едва ли близ него могло быть много народу – человека три-четыре. Не толпой же они там сидят, на дожде и холоде, когда рядом две теплые обчины. Прочие, надо думать, уже спят, утомленные налетом и обрадованные добычей.

Разделившись на две части, десяток Ратияра бесшумно исчез в темноте. Одну половину возглавлял он сам, другую – свей Сигдан. Никакого железа они не надели, даже гривны с «молоточками Тора» оставили, чтобы не звякнуть не вовремя. Накидки из волчьих шкур защищали их и от дождя, и от взгляда. Чтобы легче было взобраться на скользкий склон вала, прикрепили к черевьям ледоходные шипы. Зато те, кто ждал на опушке, уже были снаряжены полностью – кольчуги, шлемы. Им предстяло взять на себя основную рубку.

Темнота была, «как у медведя в заднице, когда он в берлоге спит», как сказал Снарь. Пока оружники шепотом обсуждали, бывал ли он в том месте и кого может туда вколотить, если есть сомнения, Лют не сводил глаз с факелов. Вот два кусочка пламени постояли у ворот – людей отсюда нельзя было рассмотреть. Пошли назад и исчезли с глаз – дальше по валу их мешал видеть сам холм. Через какое-то время вновь появились. Опять отошли…

Ратияр и прочие уже должны были обогнуть холм. Сейчас, пока факелы у ворот, у них было время накинуть арканы на колья, влезть на тын, перемахнуть на ту сторону и взять дозорных в наибольшем отдалении от костра. Через глухую темень над площадкой городища те, что у ворот, тоже не видят ничего, кроме факелов. И когда эти факелы вновь приблизятся к ним, они не разглядят, что за руки их держат. Пока не станет слишком поздно.

До опушки донесся крик – совсем слабый на таком расстоянии. Кто-то у костра успел подать голос.

– Вперед! – велел Мистина.

Он не стал ждать условного знака. Чутье подсказало: пора. Если древляне в обчинах тоже услышали этот крик, то счет пошел на удары сердца.

Карабкаясь на холм и помогая себе сулицами, оружники на полпути услышали сверху волчий вой – тот самый знак от Ратияра.

Ворота раскрылись им навстречу. Пылал костер, освещая ближайшее пространство и короткие стены вытянутых вдоль вала обчин. С одной стороны под навесом стояли три десятка лошадей. У костра лежало несколько тел – четыре, пять, – а из темноты, где должны находиться двери обчин, раздавались шум и крики.

Человек по пятнадцать кинулись к каждой обчине. Порубили всех, кто успел выбежать, ворвались внутрь. Это было важно: не дать древлянам запереться в обчинах. А теперь битва по большей части переместилась под крышы, в тесноту. «Русь!» – непрерывно орали оружники, чтобы в темноте не убить друг друга.

Не все успели проснуться. Кто-то успел вскочить и взяться за оружие. Светлые сорочки древлян были хорошо видны в полумраке обчин; вооруженные и опытные, слаженно и быстро действующие русы прошли из конца в конец, очищая строения от людей, как их северные предки очищали корабли. Все, что сопротивлялось, шевелось, забивалось в углы… Но внутри не было ничего, кроме подстилок, одеял и прочих пожитков. Ни укрытия, ни защиты.

Но вот все стихло. Десятские проверили своих – раненых прибавилось, но убитых у русов не было. Взяться за луки древляне не успели.

В каждую из двух обчин принесли огня со двора. Раздвинув пожитки и тела, развели по костру прямо на полу, отодвинув все заслонки на оконцах. И стали искать.

Помня, где нашел «малого ворона», Лют сразу, едва вытерев лезвие секиры и тяжело дыша, устремился в дальний конец обчины. Чуров, этих «дедов» и «бабок», тут не имелось: оставляя святилище, последние Завишичи вынесли их отсюда и сожгли, как и идолов с площадки. Но очаг сохранился, и старая рассохшаяся скрыня возле него тоже.

Мешок лежал на крышке скрыни.

– Здесь! – ликующе заорал Лют. – Мистиша! Он здесь!

Мистина подошел к нему. Поднесли поближе два факела. Мистина глянул и выругался: печать Анунда на месте, но вдоль прошитого красной нитью шва виднелся длинный неряшливый разрез.

– Да кляп те в рот! – Мистина обтер руку о свой кафтан и просунул ее в разрез, чтобы оценить размер освободившегося места. – Шкурки три не хватает. Пусто вас побери! – В досаде он пнул голову какого-то покойника, оказавшуюся близ его ноги. – Кой вам тур в этих шкурках! Ну что, дренги! – Он оглядел лица вокруг себя. – Дурная весть у меня для вас. Как рассветет, будем вытаскивать трупье наружу и обыскивать тут все.

Вокруг тихо взвыли. На хорошую добычу в этой глуши никто не надеялся, а возиться с мертвецами радости мало.

– Без этих трех шкурок нет сорочка, а без пяти сорочков нет моей сделки, и память моего отца будет опозорена. Потерпите, парни, приедем в Плеснеск, там я вам устрою пива и девок. А сейчас вот так, жма!

* * *

Осмотрели все. Тела – проверили, что ни у кого нет нужной шкурки за пазухой. Постели из подстилок и вотол. Мешки и короба. Разобрали на доски скрыню. Перерыли все седельные мешки, сваленные в кучу у двери обчины. И одну шкурку нашли – в изголовье постели близ очага. Но только одну, а в мешке их оказалось тридцать семь. Две исчезли невесть куда.