— Я же вам говорила, что у меня полностью пропала память. Я помню только то, что узнала за последнее время. А фамилию Горностаевых услышала сегодня впервые.

— Понятно, мне хотели подсунуть жену с дефектом, — выразительно вздохнул Песцов. — Какое счастье, что я удачно избежал брака. Нет, всё же Фаина Алексеевна та ещё штучка. С ней нужно держать ухо востро.

Вот это самомнение!

— Вам отказали от дома Рысьиных, чтобы мне не подсовывать мужа с дефектом, — напомнила я. — Это вы не устроили Фаину Алексеевну. Но бог и с ней, и с Горностаевыми. Что мы будем делать-то, Дмитрий Валерьевич? Соболев от нас не отстанет, чует моё сердце.

— Вы будете петь, Елизавета Дмитриевна, — важно сказал Песцов. — Это необходимо для нас обоих.

— С таким же успехом петь можете вы сами, Дмитрий Валерьевич, — заметила я. — Наверняка у вас это получится лучше, поскольку я не знаю ни одной арии, исполняемой мисс Мэннинг, а вы их наверняка слышали неоднократно и сможете напеть что-то близкое. В конце концов, ей уже всё равно, что скажут о качестве её исполнения.

— Елизавета Дмитриевна, я совсем не похож на мисс Мэннинг, — укорил Песцов.

— Я вас замаскирую. Будете похожи.

— Я выше и больше.

Песцов показал руками, насколько он выше и больше. В высоту он себе точно польстил, а ширину, напротив, преуменьшил.

— Присядете и утянетесь, — я была безжалостна. — Если кто-то должен петь, то этот кто-то будете вы, ибо я петь не буду.

— А вам и не придётся, Елизавета Дмитриевна. — Песцов раскрыл саквояж мисс Мэннинг и, не доставая, показал фигурку соловья на цепочке. — Вам необычайно повезло. Просто откроете рот. Всё остальное сделает артефакт.

Несомненно, эта усеянная бриллиантиками птичка была не просто украшением. Точнее — совсем не украшением. Носить такое — расписываться в своём дурном вкусе. И дело было не в том, что она была тусклой и поцарапанной, нет. Иной раз время придаёт украшениям только налёт загадочности. Эта же фигурка казалась слепленной на скорую руку ребёнком из глины или пластилина, а потом покрытой тусклой жёлтой краской. Камни не блестели и были вставлены абы как, а местами даже выпали, или их и вовсе там никогда не было. Во всяком случае места под них остались и при желании можно было доставить ещё пару десятков.

— И что же он сделает? — недоверчиво уточнила я. — Будет петь за меня?

— Нет же. — Песцов досадливо поморщился. — За вас петь никто и ничто не будет. Петь будете вы. Я подозревал, что у мисс Мэннинг нечто такое имеется, но не был уверен.

— Это мы уже обсуждали. — Я сделала вид, что зеваю. — И пришли к выводу, что петь лучше вам. Это будет больше похоже, уверяю вас.

— Вот ведь вредная особа, — проворчал Песцов. — На мне будет самое сложное — отвлечение князя. Вы же не сможете выдать себя за меня?

— Я себя и за мисс Мэннинг, похоже, не смогу выдать, — проворчала я.

— Сможете, — уверенно возразил Песцов, — если будете открывать рот только для пения. Здесь, — он потряс соловьём, — записаны арии, которые исполняла мисс Мэннинг.

— То есть вы мне предлагаете открывать рот под фонограмму? — фыркнула я.

— Под что? — недоумённо переспросил он.

— Под запись голоса.

— Да нет же, Елизавета Дмитриевна, — уже раздражённо сказал Песцов, — это бы выявилось на первом же концерте. Петь будете вы.

— И это возвращает нас к тому, что я и петь не умею, и репертуара мисс Мэннинг не знаю.

— Вот он, её репертуар, — Песцов потыкал пухлым ухоженным пальцем в камешки на туловище птички. — Боги, редчайший артефакт! Древний, почти как возникновение оборотней. Их единицы остались.

— Вы так и не сказали, что он делает.

— Разве? Каждый алмаз — одна песня. И не просто песня, а отшлифованная до идеального исполнения. Если она заложена в артефакт, то при звуках музыки артефакт, имеющий прямой контакт с телом, использует его как… воспроизводящее устройство, полностью подстраиваясь под музыку. Вот почему эта тварь и говорила, что не использует горло. С таким артефактом и немые запоют.

— Но он же наверняка запрещён?

— Не без этого, — подтвердил Песцов. — Но вы же понимаете, что мы никому его не покажем? — Он потёр ладони друг о друга. — Как удачно всё сложилось, Елизавета Дмитриевна. И князю споёте, и в городе концерт не придётся отменять.

От его наглости я потеряла дар речи, а когда смогла говорить, речь пришлось терять опять. А ещё срочно выключать полог тишины, поскольку в гостиную вошёл князь.

Вошедший Соболев выглядел совершенно не так, как полагается гостеприимному хозяину. Радушная улыбка покинула лицо, и возвращать её ради нас явно никто не собирался. При его появлении Песцов встревоженно подскочил, я же осталась сидеть, стараясь удерживать необходимый расслабленно-невозмутимый вид. Получалось плохо, поскольку тоже хотелось подскочить и, заламывая руки, бегать по гостиной с трагическим выражением лица и повторять: «Шеф, всё пропало!» А то, что пропало всё, было понятно, стоило только взглянуть на Соболева.

— Вы уничтожили мою фамильную реликвию! — зло бросил он.

— Простите? — удивлённо спросил Песцов. — Что мы уничтожили?

— Мой артефакт. Внутри всё выжжено, его невозможно восстановить.

— Уверяю вас, Ваша Светлость, мы его не ломали. Он сам загорелся из-за неисправности, — со всей возможной убеждённостью сказал Песцов. — Напротив, мы сами чуть не пострадали. Некачественные старые артефакты, знаете ли, не способствуют безопасности гостей, не так ли, Филиппа?

— Хм, — я вовремя вспомнила любимое междометие мисс Мэннинг и протянула его со всей выразительностью. Высокомерный взгляд получился сам собой.

Соболев принял это на свой счёт и разозлился ещё сильнее.

— Видите ли, любезный, артефакт сломался не сам по себе, а потому что на него воздействовали магией. И не надо мне говорить, что этого не было! В комнате мисс Мэннинг точно была посторонняя магия.

Я дипломатично промолчала, что в моей комнате не посторонняя — только моя магия, остальной там делать нечего, поскольку про свою магию говорить было нельзя. Вся надежда была на Песцова, и он не подвёл.

— Почему не было? — компаньон был сама невозмутимость. — Мы использовали артефакт полога тишины. — Он достал из внутреннего кармана крошечную пирамидку, увенчивающуюся крошечным же изумрудиком. — Как видите, Ваша Светлость, простейший артефакт. Уж не знаю, чем он так не понравился вашему. Возможно, новизной?

Соболев молча протянул руку, в которую Песцов беспрекословно, пусть и с явным нежеланием, вложил артефакт. Соболев начал пристально изучать, я к нему присоединилась. Артефакт действительно был простеньким и очень легко обходился. Моё плетение выглядело куда сложнее и интереснее.