— В двух словах, я женился на соседке — вернее, она меня на себе женила. Мне было не до девушек, я учился… Отец сказал, первым делом самолеты, ну, а девушки потом. Родители свалили первыми, оставив меня на пару лет с бабушкой. Потом я слетал к ним на лето, типа на практику, и готов был остаться работать, но босс отца сказал: езжай-ка парень за своим дипломом, и потом только мы сделаем тебе визу. Так уж вышло, что получил я не только красную корочку, но и жену — в общем, не знаю, что думала Сашка, но лично я считал, что она не плохой вариант, и мы уживемся вместе, не первый же год друг друга знаем. Дальше тебе будет не интересно… Бла-бла-бла… В итоге она от меня ушла к более успешному мужику: типа, на Мерседесе хочется ездить сейчас, а не когда этот придурок на него заработает…

Олег отвел взгляд.

— Нет, на Мерседес она сама себе заработала. Взяла в кредит, как только работать пошла. На работе у неё случился служебный роман. Русский вариант женского счастья, хотя мужик — индус. Я отпустил ее без скандала — скандалила моя мать, но недолго, у меня братику тогда было всего два годика, он давал ей прикурить… В общем, я ушел в работу с головой, как когда-то в учебу. И вот — я имею то, что имею… В разу больше, чем новый Сашкин муж. Вот и вся история.

Не вся. Эта часть меня вообще не касалась никаким боком.

— А зачем ты вернулся?

— Меня Гошка вернул в качестве технического директора и инвестора. Сказал, нехер покупать самолеты. Я, честно, не собирался этого делать… Но Гошка был уверен, что мне деньги оставлять нельзя — вдруг меня снова кто-нибудь охмурит…

Он все еще смотрел в темное окно, мимо дивана, на котором валялись нераспакованные пледы.

— А если быть честным до конца, я думал, что всего на год приеду, команду подберу и вернусь к родителям, но вот уже торчу здесь три года… И если честно, здесь намного лучше жить — дешевле. Но это так, лирика… На самом деле мне приятно заехать к бабушке на чай. Не веришь?

Я кивнула, но тут же спохватилась:

— В смысле, верю. Мне бы тоже хотелось чая с бабушкиными пирожками.

— Устрою, — Олег повернул наконец голову. — С какой начинкой любишь?

Я даже зажмурилась под софитами его глаз.

— Я про свою бабушку вообще-то говорила. Я скучаю по ней, мне ее не хватает…

— Да я понял… — отрезал Олег как-то даже грубовато. — Но мы уже в таком возрасте, когда чужие бабушки нам как свои бабушки, только б были. Она у меня довольно старенькая. Все говорит, ну как же я тебя одного оставлю, а я ей в ответ — и не оставляй. У меня, кроме тебя, никого нет. Короче, завтра у Гошки будет тяжело… — ни с того, ни с сего отрезал Олег. — Но некоторые даже на похоронах умеют веселиться.

И снова этот взгляд — прямо-таки рентгеновский.

— Я не из числа этих людей. Можно мне поиграть в немую? Я реально не хочу узнавать тебя настолько близко…

— А я разве сказал что-нибудь из личного? Ничего, кажется… Если только про бабушкины пирожки, которые я игнорирую уже который день. Мать прислала ей передачку, а я так и не заехал. Хотя отсюда совсем недалеко до нашей старой дачи. Она там уже с майских живет. Если позвонит узнать, куда я провалился, так и скажу — меня девушка от себя не отпускает…

Его взгляд меня отпустил, и я тут же вскочила.

— Послушай, давай все же обозначим границы общения и ответственности за происходящее. Собака понадобилась тебе — уж не знаю, зачем, но мне твой Гошка не нужен задаром. Я согласилась поддержать тебя, надеясь на взаимное уважение…

— Мила, ну вот о чем ты сейчас? — качнулся он на стуле. — Ну что я не так сделал или сказал? Говорю ж, я понятия не имею, как надо вести себя с девушками. Я могу чай заварить, могу мусор вынести, могу с собакой погулять… Пол помыть даже. Я все это уже делал и довольно хорошо. А вот с пониманием женской души у меня проблемы. Я не навязываюсь тебе… Хотя нет, навязываюсь. Ты мне нравишься, я нравлюсь тебе, и не смей это отрицать. У нас обоих в прошлом неприятный опыт семейных отношений, но это не значит, что мы не способны на новые…

— Зачем тебе я?! — закричала я так, что Агата навострила уши.

— А зачем вообще люди друг другу? Чтобы не скучно жить было! Ёлы-палы… — Олег поднялся и расправил плечи. — У нас тут что, католическая свадьба? Не понравилось, разбежались… Делов-то?

— Тебе еще одной галочки не хватает в списке баб? — не понизила я голоса, и Агата почапала в мою сторону. — Под каким пунктом я прохожу?

Олег расхохотался, и потряс головой, точно с его уже абсолютно сухих волос можно было скинуть пару ледяных капель и сбрызнуть меня ими, точно святой водой.

— Мила, ты действительно ку-ку! Ну вот реально… Блин, ну я обычный парень… Ты обычная девчонка из нормальной семьи. Ты не безмозглая дура, бегающая за кошельком, которого у меня, кстати, нет — эти дуры об этом просто не знают. Я же тебе сказал, что я все вбухал в Гошкин стартап. Этот дом — это копейки, сущие копейки… Халупа моих родителей в Калифорнии стоит дороже, а там даже нет бассейна. Я не знаю, за кого ты меня принимаешь… Я приглашаю тебя не в ресторан, а на советскую дачу поесть пирожков из печки. Они самые вкусные. Ни в какой конвекционной печи такие не спечь. А еще сухари из ржаного хлеба в ней отменные получаются. Мила, ты можешь хоть на минуту расслабиться? Я с тобой не играю. Я действительно хочу, чтобы мы присмотрелись друг к другу… Ладно, блин… У меня пунктик по отношению к соседкам, — Олег снова в открытую смеялся. — Но комом только первый блин обычно выходит, а сейчас сковородка разогрелась…

И масло закипело… В двигателе, у тебя!

— Олег… — теперь я шептала. — Я согласилась притвориться твоей девушкой. Притвориться… Понимаешь? Понимаешь, что это значит?

— Знаю… Это значит, что целоваться мы будем понарошку…

Он не просто так растягивал слова, он считал шаги — три, четыре… На пятом он наступил мне не на пятку, а на мозоль — сердечную… Что-то защемило в груди: очень и очень сильно. Это ложь пыталась выбраться наружу через ребра. Ложь, которой следовало выйти через рот — вылететь, как ведьме, в трубу. Сейчас или никогда…

Но как раскрыть рот, когда он закрыт настоящим поцелуем?

Наш поцелуй не был по-настоящему настоящим: не такого ждешь от человека, с которым, грубо говоря, целуешься во второй раз. Не осторожным, которым губы проверяют, достаточно ли остыл чай, чтобы не обжечься. И не тем напористым, которым зубы откусывают втихаря горбушку от батона… Да, я думала о таких вещах, потому что меня пригласили к столу пить чай, а не целоваться — и Олег хотя бы для виду должен был посомневаться, ответят ему или оттолкнут.

Наверное, он сумел прочитать ответ на моем лице раньше, чем я сообразила, что ко мне подступили не с разговорами — мне заговаривали зубы теперь совсем иначе: проверяя каждый из них на чувствительность к горячему… Горячему языку… Не знаю, на каких языках Олег писал свои программы, но мое тело запрограммировал какой-то азбукой Морзе: с таким топотом носились по позвоночнику мурашки, то замирая, то упражняясь в прыжках в длину. Или двоичным кодом — за одним ударом сердца шла нулевая тишина.