Она взяла Никиту за ручку и повела следом. В бликах цветомузыки тёмного зала они шли к выходу, обходя танцующие пары.

– Вот и Никита! – раздался голос Мискина под самым ухом.

Никита вздрогнул.

– Ты-то нам и нужен! – сказал Чугуев.

Ядвига Францевна отпустила руку кавалера, ойкнула и начала оседать. Чугуев первым ухватил её за плечи, не дав упасть.

– Что с вами, Ядвига Францевна?

– Я задыхаюсь…

Подбежавший Мискин ладонью, как опахалом помахал перед её лицом. Тотчас он унюхал знакомый запах алкоголя.

– Не мудрено, Ядвига Францевна, что вы задыхаетесь!

– Нужна помощь? – спросил тотчас появившийся заместитель мэра.

– Немедленно Генку сюда! Пусть увезёт эту пьянь отсюда! – Мискин брезгливо оттёр ладонь о брюки. – Пошли, мужики! Потехе час, как говорится!

Ядвига Францевна сникла. Она едва на самом деле не грохнулась в обморок, увидев, как уводят прочь Никиту.

– Гена! Меня в "Катран"!

– А что скажет ваш муж? – развёл руками водитель мэра.

– Он скажет, – Ядвига Францевна криво улыбнулась. – Лучше тебе не знать Геннадий, что он скажет!

– Так, в "Катран"?

– Белые начинают и не сдаются! В "Катран"!

Ядвига Францевна прождала гостя до половины третьего, выпила початую бутыль вина, выкурила пачку сигарет. Никто не появился. Ядвига злилась на себя сильнее и сильнее. Угораздило же быть такой самонадеянной! Почему бы ни взять бумаги с собой? Подписал бы, как миленький прямо там, на подоконнике. Дала бы сунуть разок, и разошлись бы как в море корабли!

– Не ссы, Никита! Найдём мы тебе бабу! – похлопал парня по плечу Мискин.

Никита сконфуженно промолчал.

– Я что-то тебя потерял из виду! – возбуждённо сказал мэр. – Потом вижу, и старой вешалки нет! Разом дотумкал, что охмуряет! Охмуряла?

Никита кивнул.

– А ты что думал? Баба в самом соку! Попробовал бы, не отказался.

– Помешали.

– Ага! Помешали! Пошли, покурим!

Чугуев присоединился.

Они вышли в тот же коридор, где оконфузился Никита.

– Посмотри по сторонам! Ничего не замечаешь? – весело подтрунивал Мискин, включив свет.

– Как это?

– Что рот разинул? Бывает! Ха-ха-ха! – Мэр смеялся, указывая глазами на натянутую верёвку, один конец которой был привязан к батарее под окном, другой к шпингалету в нижнем углу двери. Он наступил на бечёвку, дверь со страшным скрипом приоткрылась. Отпустил ногу, дверь захлопнулась. – Пружина! Как и у тебя в штанах! Небось, сразу сжалась?

– Хватит издеваться над парнем, – вступился Чугуев.

– Да я так, по-отечески. Сам чуть было не попался! Когда я бухал, так она мне с утречка подливала и всё подсовывала бумаги на подпись.

– Чего хотела?

– А того же, что и с тебя, Никита! Чтобы подписал свою долю в её пользу!

– И… подписал?

– Да не дрожи ты так! Молодость, молодость! Попользовался услугами, но не подписал. В самый ответственный момент, вдруг, отрубался. Причём, замертво. К концу критических дней, так вообще видеть её не хотел. А подписал я в твою пользу, если помнишь. Помнишь, не все мозги чачей пропитались?

– Так, как? Откуда знаете про чачу? – стушевался Никита.

– Помню, помню я эту отраву. Две недели пробовал. Сама Ядвига гонит. Не тяп ляп. Так что, ребята, сейчас пошлю за вашими вещами. Переночуете у меня, а завтра домой! Кстати, кое-что обмозгуем.

Никита затушил сигарету, раздавив её.

– Не нервничай, Никита! Послушай старого волка. Не жалей, ничего в ней хорошего нет. А попадёшь сейчас в "Катран", обработает так, что и знать будешь, на что идёшь и каких людей, – Мискин стукнул кулаком себя в грудь, – подводишь, а всё равно подпишешь что угодно.

– Да-а, – протянул Чугуев, заразившись игривым настроением, – это тебе, Никита, не Нина Петровна!

Мискин кивнул, как будто эту самую Нину Петровну знал с пелёнок.

Вечером они обсудили дальнейшие планы пользования совместной собственностью на побережье.

Провожая друзей на перроне, Мискин дал последнее напутствие Чугуеву.

– Главное, Лёня, поставить себя! Только не на коленки! Я с губернатором перетёр. Всё будет правильно. Встретят, как полагается, только не тушуйся. Если что, звони!

Мискин не стал ожидать отправления поезда, пожал руки и укатил.

У вагона какая-то цыганка, бесцеремонно расталкивая ожидающих посадки, сунула под нос Никите дощечку со сложенной на ней бижутерией.

– Золотой, бриллиантовый, бери крестик! Лучший на побережье! Нигде больше не возьмёшь!

– Золотой, говоришь? – Никита вгляделся в лицо цыганки. Глубокая морщина прорезала её лоб от переносицы до чёлки, поперечная складка лба образовывала крест. Что-то это напоминало.

– Э! Это ты золотой мой, бриллиантовый! А крестик, видишь, чистый рандоль! Сносу не будет!

– Может, и вправду взять на память? – Никита посмотрел на Чугуева.

– Бери, а то не отвянет.

– Возьми на счастье, сынок! – цыганка сунула в ладонь Никиты самый большой крест, вытянула деньги из другой руки и моментально затерялась в толпе.

Никита только успел пожать плечами.

В родном городе Чухонске на перроне выстроился весь командный состав районной администрации. С живыми цветами и сияющими лицами. Не хватало только оркестра.

– Выходим?

– Я, Леонид Аркадьевич, после. В сторонке. Мы всё же не родственники.

– Как знаешь. Куда сейчас?

– Домой! Отдыхать после отдыха.

– Счастливый! Ну, давай, отдыхай! – Чугуев пожал руку Никиты и вышел.

Его, в самом деле, едва ли не на руках приняли с лестницы вагона.

Больше всех радовалась Елизавета Николаевна. Секретарша юлила вокруг мэра, заглядывала ему в глаза, улыбалась во весь рот, едва сдерживаясь, чтобы не схватить Чугуева за руку.

Похоже, натерпелась Лизонька от первого зама. Чугуев улыбнулся. "Что ж, у вас", – он посмотрел на группу встречающих, – "ещё всё впереди!"

"Главное, не гони лошадей! " – напутствовал Чугуева однокашник Мискин. – "Вначале выцепи гниду, а потом прищёлкни её окружение, сама отсохнет и отвалится. И, не будь дураком, обязательно вникни вдела приватизации!"

Чугуев смотрел на приветливые лица и не мог определить "гниду" – все как один казались взрослыми особями, полноценными вшами-кровопийцами.

– Вас домой, Леонид Аркадьевич?

– Для начала в Управу.