Писательский труд приносит мне радость и удовлетворение. Мой дар превратился в мою работу. Отчасти это хорошо, отчасти – нет. Я не слишком радуюсь, когда меня поздравляют с заключением контракта на книгу. В то же время счастлива, когда заканчиваю очерк, в котором могу высказать все, чем хочется поделиться. Это так. Эффективное самовыражение приносит мне огромную радость. Вы осознаете свой дар, потому что он приносит вам радость и удовлетворение, даже если ради этого приходится напряженно трудиться. Вы будете спокойно пользоваться своим даром, и со временем кто-то его заметит и попросит им поделиться. Если вы согласитесь, то ваш дар станет мостиком. Вполне возможно, что никто об этом и не попросит. А может, вы слишком испугаетесь, чтобы принять предложение. Вспомните Эмили Дикинсон. Ее даром была поэзия, но она хранила этот дар для себя. А после ее смерти люди нашли стихи, и ее дар стал мостиком к миллионам сердец. Думаю, очень трудно не позволять дару становиться мостиком, если мы пользуемся им. Полагаю, Богу угодно, чтобы мы соединялись друг с другом. Он хочет, чтобы мы становились частью жизни и воспоминаний друг друга, а наши сердца сливались с сердцами других людей. Каждый из нас – это остров, но Бог дал нам свои дары, чтобы они стали мостиками в жизни других людей. И когда мы используем свой дар, то можем уверенно идти по нему – прямо в другие сердца.

Суть мостиков состоит в том, что по ним комфортнее идти в жизни других людей, чем приглашать кого-то в собственную жизнь. Например, я терпеть не могу впускать людей в свой дом. Иногда, услышав стук в дверь, прячусь в ванной, пока незваный гость не уйдет.

Приглашение других людей в свой дом – это очень интимное действие. Под домом я понимаю место, где мы живем. Здесь мы храним весь наш беспорядок, все пятна, запахи и пыль. Я слышала, что на 99 процентов пыль состоит из отмерших клеток кожи. Отмершие клетки кожи Мелтонов? Пожалуйста, входите и устраивайтесь среди отмерших клеток кожи нашей семьи. Звучит странно. Показывать посторонним свою подноготную для меня очень тяжело и страшно. Предпочитаю открыться фигурально, через свои очерки. Реальность физического мира заставляет меня ерзать и потеть.

На прошлой неделе ко мне без предупреждения приехали мои кузины. Пока они были наверху и осматривали детские комнаты, я начала свою очистительную дыхательную гимнастику, одновременно судорожно осматривая пустую кладовку. Я схватила пачку макарон и бутылку уксуса. Потом уронила их и схватила Крейга за плечи. Посмотрев ему прямо в глаза, я простонала:

– Господи Боже! Что они едят?

Ведь это важно. Я просто не знаю. Не знаю, что едят люди.

И даже если бы знала, что едят люди, то не знала бы, как это приготовить. И даже если бы могла что-то приготовить, у меня нет посуды, необходимой для сервировки стола. Каждый раз, когда гости заглядывают в мою кладовку (о Господи! Снова!), меня всегда спрашивают:

– Гленнон, а где у тебя…?

Многоточие можете заменить сами. Подставка под сковороду? Нож для сыра? Карри?

И мне приходится отвечать:

– Чем бы ни было то, о чем ты спрашиваешь, у меня этого нет.

Недавно сестра вызвалась приготовить нам ужин. Она иногда это делает, чтобы побаловать детей. Из кухни она крикнула мне:

– Гленнон, где твои СКОВОРОДКИ?

А я крикнула ей в ответ:

– У меня их нет.

После молчания, порожденного шоком, к которому я уже давно привыкла, Аманда крикнула из кухни:

– У тебя нет СКОВОРОДКИ? Как же ты готовишь без сковородки?

– Знаю, знаю… ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТРУДНО.

Аманда пришла в гостиную и целых две минуты потрясенно смотрела на меня. А потом стала говорить, что у нее есть НЕСКОЛЬКО СКОВОРОДОК ДЛЯ РАЗНЫХ ЦЕЛЕЙ и как МОЖНО НЕ ИМЕТЬ НИ ОДНОЙ СКОВОРОДКИ ВО ВСЕМ ДОМЕ?!

Я сделала глубокий вдох и ответила:

– Дай мне передохнуть. У меня нет сковородки? Ну и что? Я ничего не могу с этим поделать. Каждый день я молюсь об обретении душевного спокойствия: «Дай мне силы принять то, чего не могу изменить». А после этого принимаю тот факт, что у меня нет сковородки. И, честно говоря, ты слишком сурово меня осуждаешь. То, что у тебя есть несколько сковородок, вовсе не означает, что все должны предаваться подобным излишествам. Сестра, дети в Африке голодают – и в моем доме тоже. А ты разгуливаешь, витая в облаках, осуждаешь тех, кто не имеет сковородок, и похваляешься своими замечательными сковородками.

Аманда глубоко вздохнула, вернулась на кухню и по телефону заказала пиццу на дом.

Теперь вы понимаете, что любое хозяйственное действие, связанное со сковородкой, для меня исключено. Еще одна проблема – вода. Я заметила, что гости всегда хотят воды. Мои стаканы выглядят грязными, когда я достаю их из посудомоечной машины. Боюсь, что если подам гостям воду в грязных стаканах, они решат, что вся моя семья тоже грязная, поэтому покупаю воду в бутылках. Но и тогда есть опасения: если подам гостям воду в бутылках, они сочтут меня человеком, не думающим об охране окружающей среды. Это тоже большой риск. Таким образом, мне приходится анализировать каждого гостя и пытаться понять, в каком виде вода обидит его меньше. Те, кто обнимается с деревьями, могут попить из грязного стакана, а рафинированным эстетам придется пить из бутылок.

А еще вино! Господи, только вина не просите! В пьяной своей юности я пила вино из коробок, но мне очевидно, что подавать вино в коробках гостям, которым уже за тридцать, не пристало. Но я так и не научилась открывать бутылки. Кто мог позволить себе в те времена бутылки с настоящей пробкой? Да и все мои бокалы для вина покрыты разводами. Порой рядом с этими разводами красуются следы от губной помады. Спрашивается, зачем я купила посудомоечную машину? Что ты, черт побери, делаешь на моей кухне? А еще крошки в ящике со столовыми приборами, туалеты, где дети забыли слить воду, собачьи какашки на заднем дворе, которых не заметил Крейг… И смущение не позволяет мне насладиться обществом гостей. Поэтому я предпочитаю вообще никого к себе не приглашать. Я твержу себе, что все в порядке, это «не мое дело», но понимаю всю уязвимость такого оправдания. Просто есть вещи, которые мы обязаны делать, нравится нам это или нет. Все это помогает нам расти, развиваться и общаться с другими людьми.

Например, свежий воздух. Людям необходимо ежедневно дышать свежим воздухом, нравится им это или нет. Это полезно. Или, например, правда. Говорить правду тяжело, но люди все равно вынуждены это делать. Свежий воздух нужен не только заядлым туристам, а правда – не только для честных людей. И прием гостей – это важно не только для последователей Марты Стюарт. Я считаю, что приглашать людей к себе домой – живешь ли ты в безукоризненном особняке или в ветхой хижине, – это очень важно. Мы все должны глубоко дышать, говорить правду и открывать свои сердца, умы и дома другим людям – нравится нам это или нет. Гостеприимство – это вовсе не идеально накрытый стол, как и писательский труд – это не просто красиво выстроенные слова. Эти занятия позволяют людям увидеть и понять вас. Впускайте людей к себе сейчас, не ждите, когда достигнете совершенства. В глубине души я думаю, что моя фобия – это эгоизм, гордыня и лень. Боюсь, что из-за этого упускаю что-то потрясающее, поскольку любая духовная практика – это всегда истинная благодать.