Слуга подал чай и вышел. Туловища, руки и лица трех человек, сидевших вокруг большого круглого стола из тикового дерева, отражались в превосходно отполированной поверхности. Это почти раздражало: три отражения в точности повторяли все жесты и позы своих оригиналов из плоти и крови.

Но надо сказать, что отражения не слишком утомлялись: эти трое были почти неподвижны.

Первый министр Чэн Чоу заявил:

— Думаю, отчеты аналитиков нашей разведки должны быть перепроверены. Если говорить яснее, они ничего не поняли.

Министр иностранных дел Хуань Лянь чуть заметно шевельнул челюстью, не разжимая при этом губ, что было бы дерзостью: когда высказывается старший, рта не открывают.

Генеральный секретарь партии Ли Чайсун протянул руку к своей чашке чая и еще чуть ниже опустил веки, что сделало его поразительно похожим на черепаху.

— По-видимому, — сказал Чэн Чоу, — тот, кто называл себя наби Эманаллой в Пакистане и Эмманюэлем Жозефом во Франции, является агентом очень могущественной влиятельной группы, которая решила осуществить некий политический замысел планетарного масштаба, действуя в обеих этих странах под сверхъестественным прикрытием. Кому выгодна эта деятельность? В первую очередь России. Она одним махом избавляется от арабского терроризма, который благодаря чеченским сепаратистам и мусульманам бывших республик СССР проник даже в ее столицу. На Западе есть поговорка: тот, кому выгодно преступление, его и совершил. Мы не должны терять из виду этот след. У вас есть запись речей этого Эмманюэля Жозефа? Это же едва измененные цитаты из большевистских текстов 30-х годов!

Чэн Чоу вопросительно посмотрел на своих собеседников. Хуань Лянь и Ли Чайсун энергично кивнули.

— Очевидно, — продолжил первый министр, — вдохновителей заговора надо искать в среде необольшевиков. Все эти речи о капиталистическом материализме очень коварны. Вы уже видели их последствия. Даже наша биржа в Шанхае ощутила результаты застоя, поразившего западные рынки. Так что мы имеем дело с новым наступлением русского коммунизма. К тому же мы прекрасно узнаем все его черты, вплоть до славянского мессианства, разорявшего мир до конца Второй мировой войны.

Чэн Чоу прервался еще раз и посмотрел на своих собеседников; те ловили его слова, как дрессированная собака команды хозяина.

— Вы видите глубинную цель заговора? — вопросил он. — Остановить экономический взлет нашей страны! Рост нашей промышленности и торговли уже долгие годы вызывает их зависть. В России средняя продолжительность жизни постоянно падает, в то время как у нас она неуклонно растет. Пьянство, леность, туберкулез, СПИД и, разумеется, коррупция давно подтачивают эту страну, и через несколько лет низведут ее на уровень XI века. Кремлю нестерпимы яркие доказательства успехов нашей политики. Этот Эмманю-эль Жозеф — российский агент. Ему поручено спровоцировать грандиозную всемирную дестабилизацию. А поскольку западный экономический мир загнивает, то они без всякого труда смогли произвести впечатление на его общественное мнение. Так что мы должны удвоить бдительность в отношении всех якобы религиозных манифестаций.

Хуань Лянь и Ли Чайсун тотчас же одобрительно закивали.

В это же самое время в Париже, в большом «мерседесе», припаркованном близ Марсова поля, сидели бок о бок Филу Догарези и его племянник Чарли.

— Твоя мать не гордилась бы тобой, — сказал Догарези, выдохнув дым своей сигареты через приоткрытое окно.

— Ты ей звонил?

— Нет, но знаю, что она бы не гордилась.

— Ошибаешься, я ее видел позавчера.

— Ты был дома?

— Да. Вчера вернулся. Она сказала, что гордится мной. И Большой Пьер тоже.

— Большой Пьер тебе сказал, что гордится тобой? — переспросил Догарези недоверчиво.

— Можешь сам у них спросить. Он взял Амато на работу в свою гостиницу.

— Да что творится? — воскликнул Догарези. — Вы все с ума посходили?

— Дядя Филу, мы не посходили с ума. Просто вспомнили, что мы христиане. Ты, возможно, уже никого из наших не найдешь для твоей работы. Тебе остается только обратиться к албанцам или югославам, если только они тоже не заделались христианами.

— И ты считаешь, что я позволю этому сукину сыну Тарантини обскакать себя?

— Дядя Филу, если перебить всех сукиных сынов, места на кладбище не хватит. Суды не для собак. Ладно, я прощаюсь. Я ведь в Париже только чтобы избавиться от своей квартиры. Тоже возвращаюсь в родные края. Мне здешний климат больше не по нраву. Пока!

Он вышел из машины и хлопнул дверцей как раз так, как подобало, — без вызова и ярости, но веско. Ибо это целый язык — закрывать дверцу в машине крестного отца.

Настал март — хмурый, вполне под стать своему имени.[43]Образ Эмманюэля Жозефа постепенно поблек в умах Франции и Европы.

Ибо это парадоксальное свойство того, что ради удобства называется «человеческим умом». Если он упрямо пережевывает одни и те же события или мысли, его подозревают в навязчивых идеях и начинают бросать на него обеспокоенные или сокрушенные взгляды. Если же он легко перескакивает с одного на другое, ему приписывают легкомыслие и неспособность сосредоточиться, что вызывает не менее сокрушенные взгляды.

Франция и те из ее соседей, кто интересовался ее проблемами с Эмманюэлем Жозефом, ждали конца света, что бы там ни означало это выражение. Угасание Солнца? Падение Луны на Землю? Поглощение Млечного Пути черной дырой?

Три месяца спустя эти страхи показались беспочвенными, и все стали думать о другом. То есть «экономически слабые» опять принялись играть в лотерею. Транснациональные компании продолжили сливаться и разукрупняться, телевизионные каналы придумали, ради большего реализма, вариант игры в Высочайшую Башню, а ведущие еще тщательнее, чем прежде, избегали любых сюжетов, способных привести к размышлениям. Наконец депутаты проголосовали за несколько дополнительных законов. Самое большее, что можно было обнаружить в речах политических противников (если не врагов), — это некую новую сдержанность, да и то лишь на такие темы, как помощь безработным, малоимущим, инвалидам и пожилым людям, да вечные предложения реформы социального обеспечения и медицинского страхования.

Несмотря на памятную встречу в Елисейском дворце, ни президент Республики, ни его министры, и еще того менее министр внутренних дел, не опровергли объяснения, представленные после появления Эмманюэля Жозефа на всех экранах страны. Официальным объяснением это феномена по-прежнему оставалась теория заговора, что подхлестнуло лихорадочную активность некоторых хакеров, загоревшихся желанием возвестить в качестве своего urbi et orbi какую-нибудь ерунду или похабщину на как можно большем количестве экранов — телевизионные граффити в некотором роде.