Глубоко вдохнув, закрываю глаза и тянусь к магии, которую он так ненавидит.

Глава 22

Магия устремляется ко мне, она мчится через лес и собирается вокруг. Моя кожа становится горячее. Я призываю магию, чтобы Пайк нашел ответы на свои вопросы и осознал, кто я на самом деле. Призываю магию, чтобы разрушить все, что мы построили.

В глазах у Пайка потемнеет. Лес, сова и я – все исчезнет и уступит место бескрайнему черному морю с крошечными точками света. Звездное небо посреди белого дня.

Магия. Настоящая магия.

Я не мешкаю и посылаю Пайку мощный поток магии, окутываю его сердце и разум, словно пытаюсь отыскать, как до этого искала сову. Как Кассандра искала меня. Его сердце начинает биться быстрее, а внутри все сжимается, когда он понимает, кто я. Мне хочется остановиться и попробовать все объяснить, но я продолжаю. Открываю глаза и смотрю, как магия мчится сквозь него и окутывает его мир чернотой.

Глаза Пайка широко распахнуты, и он несколько раз моргает. Мотает головой и снова моргает, словно это что-то изменит. Он трет глаза, закрывает их руками. Мое сердце разрывается, когда вижу, как он борется с магией. Как борется со мной. В глазах щиплет. Этот образ Пайка будет преследовать меня до конца жизни.

– Прекрати! – кричит он.

Я останавливаюсь. К нему возвращается зрение. Он отползает от меня по сырой земле и поднимается. Я тоже встаю на ноги, но Пайк отшатывается, и я замираю на месте.

– Что это было? – напряженным, низким голосом спрашивает он, вот-вот готовый сорваться.

Хочу ответить, но слова застревают в горле. Не могу произнести ни звука.

– Отвечай! – кричит Пайк.

Я вздрагиваю. Сердце бешено стучит, ладони взмокают. Мир сжимается, и я слышу лишь стук крови в ушах, вижу лишь карие глаза Пайка.

– Ты и сам знаешь, что это, – дрожащим голосом отвечаю я, чувствуя, насколько уязвима сейчас.

– Нет, не знаю. – Пайк мотает головой и запускает руки в волосы. – Потому что если это то, что я думаю… это…

– Магия, – договариваю за него.

Я злюсь на Пайка, потому что он вынудил меня так поступить, и вместе с тем надеюсь, что все образуется. Так глупо этого хотеть

Я смотрю на Пайка, внутренне собираясь. Стены, которые я с таким трудом возводила, рухнули. Я делаю глубокий вдох.

– Я ведьма.

Слова громким эхом проносятся по лесу, и я прижимаю руку к груди. Неужели я и правда произнесла слова, которые поклялась никогда больше не говорить?

Что-то во мне надламывается, словно моя тайна удерживала меня, подобно строительным лесам, и без нее я рассыплюсь.

Мы стоим и, тяжело дыша, смотрим друг на друга. Ждем, кто первым нарушит тишину. Сделает что-нибудь.

Пайк не уходит. Может, все обойдется.

Он отступает на несколько шагов, будто только сейчас осознает, в чем я призналась. Жестом показывает, чтобы не смела подходить к нему.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – говорю мягко я, понимая, что он, наверное, напуган.

– Как мило с твоей стороны.

Порыв ветра проносится среди деревьев, и я обхватываю себя руками. Оборачиваюсь на горящее дерево, дым уже рассеивается. Пожарных в лесу нет, но видимо, ель полностью сгорела, огню ничего не осталось. На душе вдруг становится грустно

Я снова смотрю на Пайка. Готова поговорить, ответить на его вопросы и обвинения. Я открываю рот, но он вскидывает руку, качается головой, и слова застревают у меня в горле.

Пайк отходит, разворачивается и бежит прочь.

Слезы катятся по моим щекам, когда я смотрю ему вслед. Пайк удаляется от меня и Макгаффина. Я хотела, чтобы он убежал, и на самом деле рада, что Пайк так и поступил. Рада. Но мне от этого не менее больно.

Пайк сбегает от меня, и я не забуду этого до конца жизни, как не забуду, что Эми потеряла магию, Алекс сгорел на озере, папа бросил нас с мамой. Напоминания, что магию нужно хранить в тайне и наслаждаться ею в одиночку.

Но теперь секрет раскрыт.

Я присаживаюсь рядом с совуном, и мне кажется, что в его взгляде сквозит сострадание. Может, так и есть. Животные много понимают о людях, гораздо больше, чем мы думаем. Возможно, они понимают нас лучше, чем мы их.

Теперь я могу отвязать проклятье от Макгаффина. И даже сквозь боль, чувствую, как в глубине души зарождается надежда… Может быть, я потеряю лишь симпатию Пайка.

Но думать об этом все равно тяжело. Пытаюсь сосредоточиться на дыхании. Без трав придется придумывать что-то. Я оглядываюсь вокруг.

Тишину пронзает крик.

Пайк.

– Прости, – говорю Макгаффину. – Пожалуйста, потерпи еще немного.

Я посылаю магию в его артерию в надежде выиграть время. Укутываю его магией, чтобы немного унять боль, и, нежно погладив перья, обещаю вернуться.

Я мчусь на крик Пайка.

– Пайк!

Я спешу изо всех сил, но колено дает о себе знать.

– Я бегу!

Раздается стон, но едва слышимый.

– Пайк, где ты?

Останавливаюсь, чтобы расслышать ответ.

Снова раздается стон, и я поворачиваю в ту сторону, но резко замираю, когда земля уходит у меня из-под ног. Я отскакиваю назад и вижу глубокий овраг с деревьями и валунами. Склон неровный и крутой, повсюду опавшие листья и ветви, обломки стволов сосен. Осторожно заглядываю в овраг.

– Пайк я здесь!

Прищурившись, пытаюсь разглядеть его среди ветвей и листвы.

– Айрис? – удивляется он.

Вглядываюсь и наконец нахожу его. Он лежит на дне оврага, перепачканный в земле.

– Держись! Я иду!

Сажусь на корточки и осторожно спускаюсь. Я вздрагиваю, когда острые камни режут ладони, а кустарники цепляются за руки. Подбираю упавшие очки Пайка и засовываю их за воротник рубашки. Медленно скольжу все ниже и наконец слышу дыхание Пайка. Он дышит рвано и неглубоко. Я подползаю к нему. Он лежит на земле, прижимая правую ногу к груди.

– Я здесь, – говорю, внимательно оглядывая его.

Протягиваю ему очки, и он касается моей руки. В голове всплывают образы нашей ночи в палатке. Пайк забирает очки, отнимает руку, и воспоминание рассеивается.

– Давай осмотрю ногу.

Он ничего не говорит, но выпускает колено из дрожащих рук. Я медленно вытягиваю его ногу, закатываю штанину и судорожно вздыхаю.

– Что там?

Я смотрю на него.

– Нога сломана.

– Откуда ты знаешь? – сквозь стиснутые зубы спрашивает Пайк.

– У тебя кость из ноги торчит.

Дыхание Пайка учащается. Он пытается присесть и осмотреть перелом.

– Черт, черт, черт! – с ужасом тараторит он.

Я мягко беру его за руку.

– Все хорошо, не волнуйся, – говорю