Я приступил к чтению лекций для медсестер и врачей различных больниц в надежде заручиться поддержкой в проведении исследования ОСО у реанимированных пациентов в кардиологических отделениях интенсивной терапии этих больниц. Нам удалось включить в наше исследование десять больниц, зачастую благодаря преданности делу сестринского персонала. Кардиологические отделения интенсивной терапии четырех больниц, где я к тому времени работал кардиологом и которые позднее образовали больницу Рейнстат (Rijnstate) в Арнеме-Велпе, участвовали в исследовании в период с 1988 по 1992 годы, как и больница Антониус (Antonius) в Ньивегейне. Пять больниц меньшего размера участвовали не так долго, как перечисленные выше. Мы отказывались от участия больницы, когда выяснялось, что из-за рабочей нагрузки не все выжившие кардиологические пациенты участвуют в исследовании. Последний вариант был особенно частым в тех случаях, когда после реанимации пациенты не сообщали о каких-либо воспоминаниях. Если носители ОСО исключались из исследования, некоторые из его результатов, к примеру, о распространенности ОСО при остановке сердца, могли оказаться искаженными. Мы поддерживали связь с каждой больницей и каждым пациентом из нашего резерва, чтобы иметь возможность обратиться к ним в любой момент. Кроме того, кто-нибудь из нас регулярно посещал больницы и проверял, как ведется работа. Мы подали запросы в комиссии по этике разных больниц и получили от них разрешения. Пациентов всегда спрашивали, согласны ли они участвовать в исследовании; к счастью, все они согласились во время первого собеседования – вероятно, потому что с этой просьбой к ним обращались медсестра или врач больницы, где они лечились.

На каждую сотню успешно реанимированных пациентов, которых мы смогли включить в наше исследование, приходилось не менее двухсот человек, умерших от остановки сердца в тот же период. Лишь немногим известно, сколько попыток реанимации предпринимается в кардиологическом отделении интенсивной терапии каждый год, но более половины таких пациентов не выживают после остановки сердца [1].

Долгосрочное исследование жизненных изменений строилось на основе собеседований, проведенных спустя два года и восемь лет со всеми пациентами, которые приобрели ОСО и были живы в указанное время, а также с пациентами после реанимации, составившими контрольную группу, соответствующую по возрасту и полу, но не имеющую ОСО. Вопрос был поставлен следующим образом: являются ли распространенные изменения в жизни, о которых сообщается после ОСО, результатом выживания после остановки сердца, или же эти изменения вызваны самим ОСО. Этот вопрос никогда раньше не был предметом систематических научных исследований. Собеседованиями по прошествии двух лет руководили Руд ван Веес и Винсент Мейерс, а по прошествии восьми лет собеседования координировала и проводила психолог Ингрид Элфферик, специалист по психологии долголетия. Всю работу для нашего проспективного исследования, в том числе записи собеседований по прошествии двух и восьми лет, проводил сестринский персонал и волонтеры с университетским образованием, которых инструктировали и готовили мы. Исследование было разработано, спланировано и скоординировано Фондом Merkawah, нидерландским отделением IANDS (Международной ассоциации околосмертных исследований), и большинство волонтеров активно участвовало в работе этого фонда. На всем протяжении десяти лет исследований мы не получали никакой помощи от государства, так как исследования околосмертного опыта не могут претендовать на финансовую поддержку таких организаций, как Нидерландский фонд сердца.

Мы проводили электрокардиограмму (ЭКГ) всем пациентам, участвующим в нашем исследовании. ЭКГ показывает электрическую активность сердца. У пациентов с остановкой сердца ЭКГ всегда демонстрирует летальную аритмию (желудочковую фибрилляцию, или хаотичное сердцебиение, приводящее к сердечной остановке, после которой сердце можно запустить только с помощью удара электрическим током, или дефибрилляции), или асистолию (ровную линию на ЭКГ). В случае реанимации вне больницы сотрудники «скорой помощи» проводили ЭКГ для нас.

Для успешно реанимированных пациентов мы фиксировали демографические данные, в том числе возраст, пол, уровень образования, религиозную принадлежность, прежние знания об ОСО, а также наличие предшествующего опыта такого рода. Пациентов также спрашивали, было ли им страшно перед остановкой сердца. Кроме того, мы тщательно собирали всю медицинскую информацию – такую как ответы на вопросы: какой была фактическая продолжительность остановки сердца? Какой период времени пациент провел без сознания? Как часто пациенту требовались реанимационные процедуры? Какой характер носила его сердечная аритмия? Понадобилась ли интубация (введение трубки в трахею с целью искусственной вентиляции легких) ввиду продолжительной комы после осложненной реанимации? Наблюдалась ли остановка сердца во время электрофизиологической стимуляции (ЭФС) при катетеризации сердца, когда пациентам обычно проводили дефибрилляцию посредством удара током в грудь, в течение 15–30 секунд? Была ли эта остановка сердца первой у пациента, или ранее такие остановки уже случались? Какие медикаменты и в каких дозах пациент получал до, во время и после реанимации? (В случае продолжительного искусственного дыхания зачастую применяются чрезвычайно сильнодействующие препараты, поддерживающие состояние медикаментозной комы у пациента.) Мы также отмечали, через сколько дней после реанимации происходило собеседование, был ли пациент в это время в ясном сознании, хорошо ли функционирует его кратковременная память.

Во время первичного собеседования, обычно не позднее, чем через пять дней после реанимации, пациенту задавали только один прямой вопрос: «У вас сохранились какие-либо воспоминания о периоде остановки вашего сердца?» Если пациент отвечал на этот вопрос утвердительно, первичное собеседование в свободной форме проводилось и записывалось, предпочтительно кем-нибудь из руководителей исследования, хотя это не всегда оказывалось возможным. Недостаток метода заключался в том, что если пациент числился «в выживших чудом», его помечали как возможного носителя ОСО с наименьшим количеством баллов (1 балл). Однако два года спустя выяснилось, что некоторые из пациентов с минимальными баллами не приобрели ОСО. Аналогично, несколько пациентов, внесенных в список не получивших ОСО, сообщили о его приобретении через два года. Сразу после реанимации они умалчивали о своем ОСО – это обычное явление, так как людям с трудом удается осознать свой невероятный опыт, и они хранят молчание, боясь, что над ними посмеются или не поверят [2]. К этим вопросам я вернусь при обсуждении результатов долгосрочного исследования.

В одной из больниц Арнема на верхний колпак хирургической лампы в реанимационном помещении был помещен скрытый знак, невидимый из обычного положения снизу. Никому из присутствующих врачей или медсестер не сообщали об этом скрытом знаке, чтобы они не оказывали влияния на пациентов. Даже я никогда не знал, какой именно знак (крест, круг, квадрат, красный, желтый или синий) поместил туда один из моих коллег. Увы, никто из пациентов, реанимированных в этом помещении, ни разу не сообщил о внетелесном опыте с восприятием. Так как пациентов реанимировали где угодно – на улице, в машине «скорой помощи», в отделении интенсивной терапии, в обычной палате, – мы оценивали шансы на попадание сравнительно низко. И все же одного подтвержденного внетелесного опыта было бы достаточно. К счастью, в ходе исследования одна медсестра рассказала нам о случае со вставными челюстями, приведенном в одной из предыдущих глав, – правда, эта реанимация проводилась в помещении, где не было скрытого знака.