Шарко уронил голову на подломившиеся локти. Картинки из прошлого замелькали в его мозгу, как перед угасающим взором умирающего. Вот он везет коляску с Оленькой, упакованной в розовый матерчатый конвертик. А вот купает ее, голенькую, распаренную, смеющуюся. Несет ее в детский сад – оранжевый комбинезончик, красная вязаная шапочка с помпоном. Ведет из школы – клетчатое пальтишко, белые колготки. Читает ей, целует ее, ругает, подбрасывает на руках, провожает в первую самостоятельную поездку за границу…

Оля в наушниках, слушающая Аниту Шанкар или что-то в этом роде, немного заунывное, тягучее, с треньканьем восточных струн, с басовитым бульканьем барабанов. Оля в пижаме с полумесяцами, звездами и котятами, спящими на облачках. Перед компьютером. Над тарелкой с чечевичным супом. За учебниками. С книгой на диване. Папа, послушай, что он пишет…

И какая-нибудь мудрая цитата, которую Шарко, увы, впускал в одно ухо и выпускал из другого. Он не относился к Оле и ее увлечениям всерьез. Когда она исчезла, все это во многом изменилось, но кому от этого легче?

Не поднимая головы, Шарко несколько раз ударил кулаком в стол. Потом, испугавшись, что привлек этим внимание Насти, сел прямо и развернул перед собой какой-то документ, строчки которого были совершенно неразличимы. Секретарша не вошла. Вместо нее появился полковник Звягинцев, мощный, краснолицый мужчина с ассиметричными усами в форме велосипедного руля.

– Что стряслось, Федорович? – зычно осведомился он, приближаясь к столу. – Ого, глаза, как стоп-сигналы. – Звягинцев потянул носом воздух. – Вразнос пошел?

– Выпьешь, Петрович? – спросил Шарко вместо того, чтобы ответить.

– С каких делов? Отмечаем что?

– За упокой души…

– Чей?

– Не важно. Один хороший человек.

Шарко протянул бутылочку, исчезнувшую в ручище командира ОМОН.

– Ну, земля пухом… – Он глотнул. – Хорошему человеку, гм. – Он провел по усам тыльной стороной ладони. – Близкий кто?

– Близкий.

Шарко протянул еще одну бутылочку, вернувшуюся пустой через несколько секунд.

– Что нужно, говори, – сказал полковник, раскрасневшийся еще сильнее, чем прежде.

– Есть дачный поселок. Пятнадцать-двадцать минут езды отсюда. Вот план… – Шарко выложил на стол корявую схему, набросанную во время разговора с Тамарой Витковой. – К этому дому сейчас стягивается ОПГ Тиграна Тиросяна…

– Живой еще? – удивился Звягинцев.

– Живой. А должен быть мертвый. Понял меня, Петрович? Первыми в дом войдут супруги Болосовы, остальные будут ждать снаружи. Никто не должен уйти живым. Ни одна падла.

– То есть огонь на поражение открываем. Валим всех?

Шарко задумался, вспоминая молодых людей, с которыми беседовал сегодня в машине. Они вошли в его положение. И Тамара все правильно поняла про Оленьку. Проще, конечно, положить всех сразу, чтобы потом вопросов не возникало. Но это будет выглядеть очень уж подозрительно. Бандитов убили, заложников освободили, так лучше.

– В доме двое, – сказал Шарко. – Игорь Красозов и Тамара Виткова. Вот их фотографии. Вели хлопцам их не трогать.

– Сложновато будет, – покачал головой Звягинцев. – Да и трупаков – вагон и маленькая тележка. Не нравится мне это.

– Мне тоже, Петрович, не нравилось вещдоки из дела изымать, когда твоей благоверной кто-то по пьяни череп раскроил. Однако же я сделал и даже убийцу на скамью подсудимых посадил. И все шито-крыто. До сих пор.

Последняя фраза прозвучала многозначительно. Полковник бросил на собеседника тяжелый взгляд, потом кивнул.

– Сделаю, – буркнул он. – Только мне прикрытие потребуется. Письменное.

– Будет тебе прикрытие.

Шарко разложил перед собой чистый лист, размашисто написал несколько строк, поставил подпись, сверху шлепнул печать.

– Не прощаюсь, – сказал Звягинцев, покидая кабинет.

Оставшийся в одиночестве Шарко принялся массировать отекшее после возлияний лицо. Он все еще помнил о горе, но думал о другом. Ликвидация преступной группировки Тиграна оборвет все ниточки, тянущиеся оттуда к прокурорскому креслу. Потом надо будет подумать, как быть с Красозовым и Витковой. Но это потом, потом…

А сейчас.

Шарко запустил руку в сейф, где сиротливо торчала последняя заветная бутылочка коньяка.

III

В сером небе, раскинувшемся над серым поселком, быстро проплывали рваные серые облака. Птицы и провода были черными. Больше никаких цветов как бы не существовало, хотя они, конечно же, присутствовали. Художник непременно отметил бы бурые кусты, ржавые баки и решетки, белила на стволах садовых деревьев, какие-то яркие тряпки, болтающиеся на ветру. Но правильнее всего было бы нарисовать это простым карандашом. Этюд в серых тонах. С небольшими вкраплениями черного.

Камуфляж бойцов ОМОН вписывался в эту цветовую гамму как нельзя лучше. Пятна на их одежде сливались с пятнами теней и листьев на земле. Даже там, где она была вскопана под огороды, омоновцы выглядели невидимками. Они двигались умело и ловко. Беззвучно. Неудержимо и стремительно, как хищники, подкрадывающиеся к добыче.

Парни предвкушали настоящее боевое столкновение. Стрелять боевыми патронами в живые мишени – это вам не фанерки в тире дырявить. Адреналиновое бурление в крови! Азарт! Ощущение сплоченности, чувство локтя и сознание того, что ты делаешь нужное, правильное дело. Плюс масса впечатлений, которыми можно потом делиться со знакомыми и близкими.

Испытывая почти праздничную приподнятость, омоновцы окружали дом и припаркованный неподалеку джип приметного красного цвета. Трое бандитов – Тигран, Комиссар и Сулема – успели выбраться из него и теперь перетаптывались на улице, ожидая, пока сообщники подадут им сигнал. Их сообщники, супруги Болосовы, уже находились внутри дома. Кроме них, там было еще два человека – журналистка Виткова и ее дружок Игорь Красозов. Приказано было оставить этих двоих в живых. Омоновцы приняли приказ к сведению, но даже сам Господь не смог бы сейчас гарантировать жизнь заложникам или кем там они являлись. Пулям и гранатным осколкам не прикажешь: куда полетят, туда полетят, а если принять в расчет неизбежные в ограниченном пространстве рикошеты, то шансы уцелеть у парочки, скажем, небольшие.

Понимал это и сам полковник Звягинцев, руководивший операцией. Что ж, если Тамаре и Игорю не повезет, придется свалить их гибель на бандитов. Обычное дело. Кто потом станет разбираться с покойниками, тем более, что прокуратура в этом не заинтересована? Да никто. Так что гуляй, душа.

Звягинцев расположился возле кучи палой листвы, которую нагребли в соседнем дворе, но так и не сожгли. Это был отличный наблюдательный пункт. На фоне листьев полковник в своем камуфляже чувствовал себя невидимкой. Он отдавал приказы в компактный передатчик, напоминающий сотовый телефон старого образца. Трое его бойцов заняли позиции в двадцати метрах от бандитов. Остальные – перебежками, ползком или перекатом – заканчивали блокировку входов и выходов.