– Я не знаю, Саша, нет, – помотала я головой. – Но могу узнать.

– У кого? – Он вздохнул так, словно окончательно понял – бесполезно и пытаться. Затем поднял руку и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Тот подошел и застыл – безмолвная статуя, символ хорошего сервиса.

– Хотя бы у Кренделя, – предложила я, кусая губы, и Саша усмехнулся.

– Станет твой Крендель ради меня что-то делать! Так, мне, пожалуйста, двойную порцию бараньих хинкали с этим соусом сливовым, есть у вас? Зеленый?

– Есть. Ткемали.

– Вот да, его. И водки.

– Ты же за рулем, – всполошилась я.

– Плевать, – сквозь зубы процедил Саша. – Мне вообще на большую часть всего теперь плевать. Я – лузер. Теперь еще и Брагину проиграл, а все из-за своей дурацкой этой справедливости. Ну неохота мне мараться, понимаешь? Ну да, там был чистый аут, а что мне делать? Фотоповтора требовать? У нас, знаешь ли, не Индонезия Open, а я – не Ли Чонг Вэй.

– Кто? – спросили мы с Апрелем хором. Саша растерянно посмотрел на нас и объяснил, что на профессиональных соревнованиях бадминтонисты в спорных случаях могут запрашивать фотообсчет их удара, и тогда весьма точная система составит математическую модель удара, используя специальную программу и данные видеосъемки.

– О, это как в теннисе, – порадовался Игорь, видимо, тому, что ему удалось хоть что-то понять. – В теннисе вообще можно просмотреть на компьютере каждый удар, каждую точку приземления мяча.

– И все это делается в специальных программах, математические модели. Забавно, – хмыкнул Саша, – что мы-то с Ромашкой занимались примерно подобной ерундой, только обсчитывали всякие разливы нефти и климатические данные, которые могут сказаться… не важно.

– Отчего ж, – возразил Игорь, – все это важно. Теперь все то, что вы помните, – это наши ключи. Вы сейчас сами, как коты Шрёдингера, сидите в коробке, ни живы ни мертвы от ужаса.

– Теперь я вижу тлетворное влияние Фаи на нашего штатного психотерапевта. Кот Шрёдингера, серьезно?

– Нет-нет, это не так нужно рассказывать, – рассмеялась я. – Старик Шрёдингер нашел свои обоссанные тапки и ищет с ними своего кота, а тот сидит и прячется в шкафу – ни жив ни мертв.

– А рядом четырехмерный крокодил, пожирающий самого себя в четырехмерном тессеракте. Фая, это же был наш маленький секрет! – обиженно возопил Саша Гусев.

– Не волнуйтесь, Саша, ваш секрет умрет вместе со мной, а я так его и не пойму. Как и всю эту историю с кражей денег. Нам же совершенно не от чего оттолкнуться. Вот вы, Саша, не могли бы потребовать копии тех документов, которые вы якобы подписывали?

– В этом-то и проблема, – помедлив, сказал Саша Гусев. И откусил от пельменя. Вернее, хинкаля, который он держал в руках, пальцами за хвостик. – Во-первых, чтобы что-то у кого-то запрашивать, нужно быть как минимум обвиняемым и подозреваемым, а меня отпустили на свободу с чистой совестью, только пообещали, что уничтожат меня, если я подойду ближе пяти метров к нашей проходной. Прямо Джонни и уничтожит.

– С Джонни я договорюсь.

– А во-вторых, Ромашка, проблема в том, что я и в самом деле подписывал эти бумаги, – невозмутимо добавил Саша. Я онемела, а Игорь отвернулся и принялся внимательнейшим образом изучать свою часть скатерти. – Я подписывал, подпись моя, не подделанная, родная. Вот только бумаг этих я не помню и понять не могу, как и когда я это сделал. Может, случайно подписал. Может, среди других бумаг. Эти акты, эти чертовы акты, они все и портят. Если бы не акты, я бы даже не волновался, я бы такое им всем устроил! Где моя водка? – И Саша обернулся, пытаясь найти взглядом официанта. Я развернула его к себе.

– Ну и устрой! Нечего тут плакать тессерактовыми слезами. Нечего водку хлебать. Ты выше этого, ты умнее этого.

– Если бы я был умнее, я бы тут не сидел.

– Спасибо тебе на добром слове. И за ласку спасибо, и за дружбу старую, – завелась было я.

– Я думаю, Саша не это имел в виду.

– Не это, – согласился он, дожевывая хинкаль. – Черт его знает, чего я несу. Одно ясно, я дебил. Только полный дебил становится крайним в такой схеме и не подозревает об этом.

– Но ты же не виноват, ты не брал деньги, верно?

– А какое это имеет значение? – почти проорал мне в лицо Саша. Затем он все-таки взял и выпил водку, а я посмотрела на официанта таким осуждающим взглядом, что странно, как в нем не прожглась дыра.

– Большое значение имеет, – пробормотала я, глядя в тарелку. Я ткнула в хинкалину вилкой с ножом, и на тарелку выплеснулась бульонная река.

– Фая, хинкали едят руками, – воскликнул Саша возмущенно. – Дай-ка я тебе покажу, – и он приблизился ко мне с явным намерением обнять меня и своей рукой скормить мне этот вареный пирожок. Мой благородный идальго стерпеть того не мог, притянул меня к себе, взял хинкаль своими чистыми благородными руками, использовав при этом дополнительно салфеточку, и принялся меня кормить. Сидя между двумя прекрасными представителями расы Homo Sapience, каждый из которых был готов кормить меня с рук, я испытала нечто вроде катарсиса, и душа моя воспарила. Сама не ведая как, я заглотила предложенный Апрелем хинкаль практически целиком, не жуя, чтобы только быстрее покончить с этим, и чуть не умерла от удушья. Но еще не успел первый хинкаль сгинуть в пучине, как я заглотила второй – тот, что мне протянул Саша. Я кусанула его так, что чуть не отхватила ему пальцы.

– Ромашка, с тобой все нормально? – отдернул он руку.

– Да, но не советую связываться со мной, – ответствовала я, наливая себе остатки водки из Сашиного кувшинчика. Мои компаньоны по расследованию, переглянувшись, нахмурились.

После я разговаривала с Машкой Горобец, требуя, чтобы она бросила все дела и прибыла на наше стихийное совещание в «Менуа» вместе со всеми имеющимися у нее бумагами, а также с электронной пыхтелкой, которую мне вдруг вздумалось покурить.

– Ты решила этим заняться? – спросила она меня по телефону, что-то жуя. – А я все думала: когда шпион в тебе победит?

– Шпион во мне победил, – заверила ее я. – И у меня тут есть еще пара – Малдер собственной персоной и Гусик. Остаешься только ты, Мусик. Так что – ноги в руки и дуй к нам.

– Малдер? Опять? – Мой Апрель удивленно приподнял бровь и посмотрел на меня неодобрительно. Я решила его неодобрение проигнорировать.

– Малдер! – хохотнул Саша. – Правда ведь похож, а? А что за бумаги, Фая?

– Ну разные… бумажные. Некоторые – электронные. Которые я… ну, как бы попросила ее одолжить у Панночки.

– Одолжить?

– Стырить, – признала я и повернулась, выискивая взглядом официанта.

– Да ты, получается, Скалли, – склонив голову, добавил мой Апрель и улыбнулся. Мне вдруг захотелось его поцеловать, что наверняка было следствием принятых горячительных средств, но в тот момент он показался мне чрезвычайно красивым. Впрочем, он производил на меня впечатление всегда, в любой момент времени, в любом моем состоянии.