Вскоре и афиняне подтвердили свою решимость и мужество. Вместо того чтобы сдаться, когда армия Ксеркса вошла в Аттику, они покинули свой город. Женщины, дети и все неспособные сражаться взяли с собой все, что могли унести, и эвакуировались на северо-восточное побережье Пелопоннеса. Тогда Ксеркс разграбил и сжег Афины в наказание за непокорность. Разрушение Афин напугало входящих в Союз пелопоннесских греков, которые предпочли бы отступить на юг вместе с флотом, чтобы защищать свой полуостров. Такое отступление подорвало бы единство сопротивления. Греческие военные суда в тот момент стояли на якоре у западных берегов афинских земель, и тогда афинский полководец Фемистокл (ок. 528–462 гг. до н. э.) понял, что можно выгодно использовать узкий пролив между берегом и островом Саламин, лежащим неподалеку. Как и в сухопутном сражении при Фермопилах, ограниченное пространство пролива стесняло бы значительно более крупные персидские корабли, мешая им атаковать всем одновременно и сломить греков с их сравнительно небольшим флотом. Поэтому Фемистокл обманом вынудил своих впавших в уныние союзников сразиться с персидским флотом у Саламина, отправив персидскому царю предложение заблокировать оба конца пролива, чтобы не дать уйти пелопоннесским кораблям.

Основные силы греческого флота при Саламине выставили афиняне, так как народное собрание финансировало строительство военных кораблей с того момента, как в 483 г. в Аттике были найдены залежи серебра. Доходы от серебряных копей шли государству, и по настоянию Фемистокла народное собрание проголосовало за то, чтобы потратить это финансовое изобилие на строительство флота, а не расходовать деньги на выплаты гражданам. Военный корабль того времени был дорогостоящим судном и назывался триремой, так как гребцы, направлявшие корабль в бой, располагались на трех уровнях друг над другом. Строившиеся, прежде всего, ради скоростных качеств, эти специализированные суда были столь тесными и неустойчивыми, что их каждую ночь приходилось вытаскивать на берег – на борту просто не было места для еды или сна. Сто семьдесят гребцов разгоняли трирему, врезавшуюся во вражеские корабли своим окованным в металл тараном, крепившемся к носу. Большинство гребцов не могли ничего видеть вокруг и никогда не знали, в какой момент враг нанесет удар. Порой гребцы, направляя корабль в битву, не могли справиться с охватившим их страхом и даже опорожняли содержимое кишечника на головы товарищей, сидящих на нижних уровнях, ожидая, что таран вражеского корабля вот-вот проломит борт и в любой момент их погубит. Как правило, на палубах трирем также находился отряд из десяти гоплитов и четырех лучников, которые должны были завязать бой, как только корабли столкнутся. Общая численность экипажа, включая командиров и других моряков, составляла до 200 человек.

Узость Саламинского пролива не только помешала персам применить все свои корабли сразу, но и свела к минимуму их преимущество в маневренности. Более тяжелые греческие корабли использовали свои подводные тараны, чтобы топить хрупкие персидские суда, тараны которых были не столь эффективны из-за небольшого веса кораблей. Когда Ксеркс увидел, что самым энергичным его капитаном оказалась Артемисия, единственная среди них женщина, царица Карии (на юго-восточном побережье современной Турции), он заметил: «Мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами»[73].

Победа греков при Саламине подтолкнула Ксеркса к возвращению в Персию. Теперь было ясно, что быстро победить греков не получится, особенно на море, где греческий флот показал свое превосходство над персидским. Для великого царя, желавшего твердо держать власть, было бы неразумно слишком долго пребывать вдали от своего двора и потенциальных претендентов на престол. Поэтому Ксеркс отправился домой, но оставил огромную сухопутную армию под командованием своего лучшего полководца Мардония, а также предприняв поразительный (для греков) стратегический шаг: в начале 479 г. до н. э. он направил афинянам предложение заключить мир с ними – и только с ними. Если они придут к соглашению, он обещал им свободу (то есть никакого тирана – ставленника персов), оплатить восстановление сожженных его войсками афинских храмов, а также предоставить афинянам в управление еще земли в дополнение к их собственным. Греков не должно было это удивить: в конце концов, персидский царь изменил свою политику в Ионии, где, подавив восстание, он заменил марионеточные тирании демократиями, чтобы гарантировать мир во взаимоотношениях с ионийскими городами-государствами. Ксеркс предлагал это, понимая, что с афинским флотом на его стороне у остальных греков не останется иного выбора, кроме как склониться перед персидским господством.

Предложение Ксеркса было реалистичным и привлекательным. Став союзниками царя, афиняне могли бы восстановить свой город, имея в распоряжении бесконечный источник денег, пользоваться поддержкой царя, господствуя в Греции над соперниками и врагами. Спартанцы ужаснулись, когда узнали об этом предложении: они понимали, сколь заманчивым оно было. Возможно, в глубине души спартанцы признавали, что приняли бы его, будь оно направлено им. Поразительно, однако, что афинское народное собрание отказалось от сделки с персами. Афиняне сказали спартанцам, что нет столько золота и нет столь прекрасной земли, которой хватило бы, чтобы вместе с персами принести «рабство» своим братьям-грекам. Нет, заявили они, мы готовы сражаться, чтобы отплатить врагам, которые сожгли изображения и храмы наших богов. Ведь, продолжали афиняне, «наше кровное и языковое родство с другими эллинами, общие святилища богов, жертвоприношения на празднествах и одинаковый образ жизни» обязывают нас отбросить это искушение[74]. Это определение самой греческой сущности так много значило для афинян, что они готовы были пойти на риск быть полностью уничтоженными – огромная персидская сухопутная армия оставалась поблизости, – но не забыть о том, кто они такие и каково их место в мире. Их отказ предать свои идеалы заслуживает признания как ключевое событие в истории Древней Греции.

Тогда Мардоний ввел персидскую армию в Аттику – и еще раз направил предложение афинянам. Когда Ликид, член Совета пятисот, рекомендовал его принять, члены Совета и люди, пришедшие послушать дебаты, побили его камнями. Женщины, узнав о предложении Ликида, двинулись толпой к его дому и побили камнями его жену и детей. Эмоции были столь сильны, потому что все знали, как высоки ставки. Афиняне тогда во второй раз покинули город, а Мардоний, после того как его предложение было отклонено, сравнял с землей все, что еще оставалось стоять в центре Афин и окрестностях города.

Тем временем спартанцы построили вал на перешейке, соединяющем Пелопоннес с центральными областями Греции, планируя, укрывшись за ним, не дать персам продвинуться на их земли. Всю прочую Грецию по другую сторону перешейка они готовы были отдать. Они решились оставить вал у себя за спиной и двинуться на север навстречу врагу, только когда им прямо напомнили, что Афины даже в этот момент все еще могут принять предложение персидского царя и, добавив свой флот к персидскому, стать властителями всей Греции. Поколебавшись, спартанцы послали пеших воинов под командованием царского сына Павсания (ок. 520–470 гг. до н. э.) на помощь грекам, еще сохранявшим союзнические отношения, чтобы противостоять куда более крупным персидским силам на равнинах Беотии, к северу от Афин. Мардоний предпочел занять позиции у Платей, где местность благоприятствовала размещению его войск. Там в 479 г. до н. э. греки и персы встретились в последнем крупном сухопутном сражении Греко-персидских войн. При виде бесчисленного множества персов в боевых порядках спартанцы сначала впали в уныние, и, чтобы избежать прямого столкновения с этим устрашающим войском, полководец попросил афинян заменить их в строю, чтобы спартанцы бились не с самими персами, а с их союзниками. Афиняне согласились. В конечном счете, однако, один особо упорный отряд спартанских воинов отказался покинуть свое место в строю, несмотря на угрозу гибели от ударов персов, вдохновив тем самым своих дрогнувших товарищей на то, чтобы стоять и сражаться с врагом, устрашавшим и своим видом, и превосходящей численностью. Когда был убит командующий персов Мардоний, его войско впало в отчаяние и греки одержали ошеломляющую победу в битве при Платеях. По поразительному совпадению (как потом вспоминали греки) в тот же день[75] греческий флот, стоявший у юго-западных берегов Малой Азии близ Микалы, застал персидский флот врасплох. Греки решились высадить десант и атаковали дезорганизованных персов на берегу. Внезапность сработала, и персы были побеждены в битве при Микале.