– Идем отсюда, – сказал он.

Мы отправились к Максу и просидели у него до самого ужина. Его мама заказала нам пиццу. Макс не спрашивал, чего это мы вдруг к нему заглянули, а Калеб не стал ничего объяснять. Дважды звонили мои родители: один раз – узнать, буду ли я с ними ужинать (нет), второй раз – спросить, в библиотеке ли я сижу до сих пор. Я ужасно не люблю обманывать родителей. И не умею это делать.

– Попрошу Джулиана заехать за мной, – пробормотала я.

Буду его должницей, что ж поделать. Придется отбрехиваться от родителей, но брат меня точно не сдаст.

– Нет, – возразил Калеб. – Я сам тебя отвезу.

Я подумала о Шоне, торчавшем в доме с ключами от его машины. Но так как Калеб не хотел обсуждать это в присутствии Макса, согласилась. Калеб отдал мне фонарик, и мы прошли по двору Макса, освещая им себе путь.

– Выключи его, – попросил Калеб, когда мы подошли к калитке.

Его двор мы пересекли в темноте. Под ногами похрустывала покрытая инеем трава – ранней весной еще выпадал снежок. У задней двери в дом мы услышали приглушенные стенами голоса родителей Калеба. Они ругались.

– Наверное, из-за меня, – прошептал Калеб. – Не двигайся.

Он взял у меня фонарик и посветил им в окно на втором этаже. Затем выключил его и повторил это же действие. Вскоре в окне появилось личико Мии. Калеб изобразил ей руками: «Открой окно!»

– Мия, мне нужны запасные ключи, – сказал он сестре. – Они в маминой сумочке.

Мы молча ждали в темноте возвращения Мии. Она вытянула вперед маленькую ладошку и уронила ключи стоявшему внизу брату. Калеб направил луч фонарика себе в лицо, чтобы Мия увидела его улыбку – жутковатую в свете фонарика, – одними губами произнес «Спасибо!», схватил меня за руку и повел прочь.

* * *

Он вернулся домой тайком? Оставил фонарик себе, чтобы не шуметь на кухне?

Я спросила Калеба на следующий день, что было у него дома.

– Ничего, Джесса, – ответил он. – Ничего не было.

Я освещаю фонариком углы шкафа: ничего не пропустила? В углу стоит деревянная полка, забитая старыми учебниками с потрескавшимися корешками. Похоже, со шкафом я почти закончила.

Вытащив книги, складываю их стопкой посреди комнаты. Положу в коробку со школьными принадлежностями. Ив отдаст ее даром. Калебу бы это пришлось по душе. Он не понимал, зачем нам приходится каждый год покупать себе новые учебники. Почему они не могут быть собственностью школы и использоваться из года в год? Вместо этого мы приобретали новье или шли на школьную книжную распродажу на цокольном этаже, где покупали друг у друга подержанные книги со скидкой.

Однако тут все учебники с прошлого года: физика, тригонометрия, испанский язык (третий уровень). А где остальные? С этого года? Они должны быть здесь же или в его школьном шкафчике, но тот пуст. Не помню, чтобы видела учебники у него в машине, или рюкзаке, или на его столе. Меня это напрягает. Я вообще их не видела.

* * *

Я спустилась на цокольный этаж в первый же учебный день после занятий. Искала Калеба, но нашла только Макса. Я спросила его, где Калеб, и Макс пожал плечами. Он нес стопку книг.

– Если ему будет нужно, мы оба можем заниматься по этим учебникам, – сказал он. – Или он может купить себе новые.

Переживая, что Калеб просто забыл об этом и потом расстроится, я отослала ему сообщение: «Тебе купить учебники? Если да, то напиши, какие нужны».

Калеб мне так на него и не ответил, и я добавила его к списку тех звонков и сообщений, которые словно канули в бездну. Я спросила его об этом, когда он подвозил меня с тренировки домой.

– Что? – не сразу понял Калеб, о чем я. – О, я об этом уже позаботился.

Ох уж эти его расплывчатые ответы. Как мало он на самом деле мне рассказывал.

* * *

Встав на цыпочки, пытаюсь разглядеть, не осталось ли еще чего на верхней полке, но ничего не вижу. Додумываюсь использовать в качестве подставки пустую книжную полку. Однако, перевернув ее, обнаруживаю то, что она прикрывала. Дверь. Невысокую потайную дверь. Я вытаскиваю книжную полку из шкафа, и сама залезаю в него. Дверь доходит мне до груди. Приходится присесть на корточки, чтобы заглянуть в помещение за ней.

У Хейли в доме почти весь третий этаж состоит из гостевых комнат, и везде есть подобные маленькие двери, ведущие в незаконченные помещения, на чердак, в кладовки. Несколько лет назад ее папа повесил на них снаружи замки, после того как брат Хейли, играя летом в прятки, так хорошо спрятался за одной из них на чердаке, что его нашли обезвоженным и в полуобморочном состоянии от духоты и жары.

Я открываю потайную дверь в шкафу Калеба, и меня обдает холодом. Дверь ведет на чердак. Внутри слышен вой гуляющего на улице ветра. Стены облеплены розовым пенистым материалом. Света нет. Я провожу рукой по стене у входа, но выключателя не нахожу. А Калеб ведь оставил фонарик прямо возле двери. До него можно было рукой дотянуться. Я вылезаю из шкафа в комнату достаю из коробки фонарик и возвращаюсь в шкаф. Сажусь на четвереньки у двери и направляю луч света в темноту. Другой рукой придерживаю дверь, готовая в любую секунду ее захлопнуть, – не знаю, почему. Чего я боюсь? Возможно, какую-нибудь приютившуюся здесь живность.

Пол чердака состоит из балочного перекрытия и фанеры. Наверное, мне не стоит ступать на фанеру. Кто знает, выдержит ли она меня. В любом случае, этим помещением не собирались пользоваться. Здесь нет ни отделки, ни твердого покрытия над балками.

За обшивкой дома завывает ветер, наверху что-то дребезжит. Я резко направляю туда фонарик и вытаращиваюсь на одинокую вешалку, покачивающуюся на крючке. Ветер затихает, и она замедляет свое покачивание, но я уже прошмыгнула на чердак и ползу к ней, балансируя на деревянных балках. Добравшись до вешалки, встаю на ноги и останавливаю ее, зажав рукой. Она похожа на остальные вешалки из шкафа Калеба. Металлическая, но потолще тех, на которых нам возвращают вещи из химчистки.

Что она здесь делает? Медленно разворачиваясь, обвожу лучом фонарика остальное пространство. Стены покрыты розовым изолирующим материалом. В местах, где скошенная крыша соединяется с полом, пробиваются полоски дневного света. Пахнет затхлостью, деревом и фиброй. Балки покрыты толстым слоем пыли и строительным мусором.

Луч фонарика вдруг выхватывает гладкую и чистую поверхность. Деревянную балку под вешалкой. На ней нет пыли, и она глаже остальных. Ее словно вычистили всю, до самой двери в шкаф Калеба. Возможно, по ней что-то тащили. И тут я слышу голоса. Они раздаются прямо подо мной, отчетливые и не приглушенные ни коврами, ни гипсокартоном. Мия разговаривает со своей мамой. Привычно повышая и понижая интонации. Я замираю, осознав, что если я могу их слышать, то и они могут слышать меня.

– Мы не можем просто взять и уехать… – говорит Мия.