– Я же сказала тебе, милая, – прерывает ее Ив, – он ушел. И не вернется. Мы не можем себе позволить остаться здесь.

Они говорят о Шоне. Сначала ушел отец Мии, прихватив приличную сумму из скопленных ими денег. Потом погиб ее брат. Летом Ив велела Шону покинуть их дом, что он и сделал. Калеб с Шоном все чаще ругались, сталкивались лбами и напирали друг на друга. Я думала, напряжение спадет, когда Шон наконец-то ушел. Но как бы не так. Оно продолжало висеть в воздухе, не находя выхода. Не винила ли Ив в душе Калеба? Не затаила ли на него обиду за то, что ей пришлось принять чью-то сторону и окончательно разрушить раскалывающуюся семью? Зная ее, могу предположить, что она в открытую обвиняла сына, не делая из своей обиды тайны.

– Это несправедливо, – плаксиво ноет Мия. Такие вопли прощаются только детям.

– Конечно, – соглашается Ив. – Но такова жизнь. И сейчас ты должна принять решение. Вот твоя сумка. Положи в нее то, что хочешь сохранить. Остальное нам придется продать.

Я припадаю к балке, так как голоса становятся тише – должно быть, Ив с Мией перешли в другой конец комнаты. Чутко прислушиваясь, улавливаю что-то краем глаза. Какой-то блестящий предмет упал между балками и застрял в теплоизоляционном материале.

Я осторожно расколупливаю стекловолокно, чтобы частички стекла не впились в кожу, и когда понимаю, что за предмет в нем застрял, волоски на руках встают дыбом. Это ключ от дома. И висит он на знакомом мне брелоке, который я подарила Калебу на Рождество, с подписью его любимого игрока. У меня дрожат пальцы. Не понимаю. Не понимаю, почему ключ лежит здесь, на чердаке, под вешалкой.

Не понимаю, как он сюда попал. Почему Калеб не взял его с собой? Сидя на корточках на чердаке, снова прокручиваю в голове тот день. Калеб бросил одежду на пол. Переоделся. Ушел… Погруженная в свои мысли, я слишком поздно слышу поднимающиеся по лестнице шаги. Мне остается только укрыться на чердаке. Я закрываю ведущую на него дверь и съеживаюсь в уголке.

Со скрипом открывается дверь в комнату Калеба. Кто-то ходит по ней. Молча. Моя сумочка лежит в изножье кровати. Я чертыхаюсь про себя. Затем шаги направляются к шкафу, прямо ко мне. Дверь распахивается, и на чердак просовывает голову Мия. Ее губы приоткрыты, глаза повлажнели от слез. Я включаю фонарик, и бледное личико Мии расстроенно вытягивается. Она садится на пятки.

– Это ты, – вздыхает она.

Кого, интересно, она ожидала здесь увидеть? О, понятно. У нее в руках очки. Она намеревалась вернуть их Калебу. Я выползаю к ней в шкаф.

– А кого ты ожидала увидеть, Мия?

Девочка качает головой и, икнув, задерживает дыхание, словно пытается не расплакаться.

– Я слышала его шаги, – отвечает она.

– Это я тут ходила.

Мы сидим в пустом шкафу Калеба, и Мия позволяет мне себя обнять. Она несколько месяцев меня к себе не подпускала. От радости я боюсь лишний раз шелохнуться.

– Нет, – возражает Мия. – До этого.

Меня мороз по коже пробирает. Такое ощущение, что за спиной стоит призрак.

– Я вынимала из шкафа вещи, – говорю я и Мие, и себе. Наверное, она слышала, как я копалась в шкафу.

Она смотрит на меня так, будто я ничего не понимаю.

– Когда он был здесь, я иногда слышала ночью его шаги. Думала, это монстр. Но Калеб сказал, что это он. Его шкаф как раз над моей комнатой. Я об этом не знала. – Она указывает на открытую дверь, на холод во тьме.

Я глажу ее по волосам. Пусть выговорится. Пусть вспоминает.

– Но я слышала его шаги и после приезда полиции, – шепчет Мия.

Моя ладонь застывает. Воздух вокруг застывает. Кто-то рылся в вещах Калеба? Возможно, поэтому в ящике его стола беспорядок и все не на своих местах.

– Это могли быть полицейские. Или твоя мама.

Но ключ. Вешалка. У меня спирает дыхание. Нельзя дать разрастись болезненной надежде, которая идет вразрез со всей известной мне информацией.

– Он был здесь, Джесса. Несколькими днями позже. Я слышала его ночью, когда мама легла спать.

– Ты видела его? – спрашиваю я.

Это прямо настоящая история про привидение, и я позволяю Мие делиться ею со мной. А сама жадно слушаю ее и задаю наводящие вопросы, желая поверить в эту историю. Мия игнорирует мой вопрос, словно чувствуя: честный ответ разрушит историю, и Калеб вновь испарится.

– Я думала, он ищет свои очки. Он вернется за ними. Обязательно.

– Ты рассказала об этом маме?

Мия, кивнув, понижает голос:

– Но она запретила мне рассказывать об этом тебе. Запретила мне с тобой разговаривать.

Я отвожу назад ее темные волосы, и она обнимает меня, забравшись ко мне на колени. И на мгновение я ощущаю то, что чувствовал Калеб. Ощущает ли то же самое Мия? Что я сейчас заполняю растущую пропасть, возле которой мы обе отчаянно заламываем руки.

– Мия, – тихо говорю я ей на ушко. – А когда точно ты слышала здесь чьи-то шаги?

Мия думает, это случилось через два дня после приезда полицейских, но она не уверена. Она все повторяет и повторяет это. Однако ее уверенности хватило на то, чтобы подняться сюда и залезть в шкаф в надежде там кого-то найти. На чердаке была вешалка. Гладкая балка. Ключ от дома. Слова Мии становятся для меня спасательным плотом. Они являются конкретным фактом и имеют вес. Даже если девочка солгала, я все равно цепляюсь за них.

Она слышала шаги на чердаке через два дня после того, как Калеба унесло в океан. Когда полиция еще прочесывала реку. Когда школу еще будоражили волны потрясения и ни один слух не обходился без моего имени. Когда взгляды, обращенные на меня, были не безразличными, а цепкими и колкими. Но. Его ключ здесь. Его ключ. Может, Мия ничего и не слышала. Может, она это нафантазировала. А может, слышала, но это был не Калеб, а кто-то другой. Однако Калеб вылезал на чердак, поскольку обронил здесь ключ.

Я представляю, как он снимает что-то с вешалки. Потом тащит что-то по балке. Роняет ключ и не замечает этого. Слишком много непоняток: деньги, которые он предположительно взял у Макса и которые мы не нашли, неиспользованный автобусный билет, история, рассказанная мне Террансом Билсоном об искавшем Калеба в университете человеке. Калеб словно вел двойную жизнь и тщательно от нас это скрывал.

Я снова вернулась к тому, с чего начала, к самому первому дню своих изысканий. Такое ощущение, будто я бегаю на одном месте. Куда же ты направлялся, Калеб? И для чего?

* * *

Ко времени ухода из дома Калеба – я подхватываю с кровати сумочку, провожаю Мию в ее комнату и спускаюсь по лестнице вниз – чувство смятения сменяется злостью. Я злюсь на Калеба и на себя. Если честно, все это очень в его духе. Вот просто от и до. Все, что даже сейчас привязывает меня к его комнате.