Не то в Новой Франции. Там с самого начала установили систему, точно повторявшую ту, что существовала в метрополии: королевские чиновники заправляют решительно всем, а простой народ не имеет никаких прав, кроме обязанностей. Действовала та же сеньориальная система, что в самой Франции: знатные господа владеют огромными землями, а «простонародье» обязано платить многочисленные повинности в звонкой монете. Да вдобавок часто выполнять многочисленные и обременительные (и бесплатные!) работы по ремонту и расчистке дорог, заготовке дров для армейских гарнизонов, поставке провизии войскам и многое другое. Неповиновение каралось жестоко, вплоть до лишения крестьян земли. Это был самый натуральный феодализм, против которого в конце концов французский народ и восстанет. Крепостного права не было давным-давно, лет триста, но феодальные повинности никто не отменял ни в одной букве…

Находились, конечно, умные люди, понимавшие, что физически невозможно управлять из-за океана решительно всем. Однажды губернатор Канады Фронтенак попытался было учредить, пусть слабое, лишенное особых полномочий и власти, представительское учреждение наподобие парламента. Правда… «Он хоть и хороший человек, а все-таки барон». Задуманное губернатором подобие парламента должно было состоять исключительно из «благородной» публики: крупных землевладельцев (дворян-сеньоров), священников и наиболее зажиточных горожан. Все остальные оставались за бортом. Однако и это куцее подобие местного самоуправления привело короля Людовика Четырнадцатого в ярость, и он прислал губернатору письменный разнос, потребовав прекратить всякие эксперименты с играми в демократию. Один король думает за всех, один король решает все дела, даже самые мелкие, а подданные должны лишь смиренно исполнять волю его величества. Одним словом, «Государство – это я!».

Вполне возможно, злости и тревоги его величеству прибавляли примеры, имевшиеся тут же, под боком. Еще во второй половине XVII в. американские колонии, такое впечатление, начали потихонечку пробовать на прочность власть далекого Лондона и помаленьку «откусывать» себе новые и новые кусочки вольности. Еще при Карле Втором колонии Массачусетс, Коннектикут, Плимут и Нью-Хейвен объединились в некую конфедерацию, присвоившую себе часть прав по внешним сношениям и внешней торговле. У Карла не нашлось времени, чтобы всерьез их приструнить. «Построить» расшалившихся колонистов попытался Иаков Второй, но тут его свергли, и конфедерация осталась при всем достигнутом.

В 1660 г. колония Мэн за сотню с лишним лет до американской революции провозгласила себя независимой и суверенной республикой. Тут уж в Лондоне отреагировали мгновенно: губернатора, провозгласившего себя президентом республики, сместили, но этим все репрессии и ограничились…

В 1689 г., едва до Америки с очередным кораблем добралось известие о смещении и изгнании Иакова Второго, колония Нью-Йорк подняла форменный мятеж. У колонии была многочисленная и сильная милиция, обстрелянная в войнах с индейцами, а королевских войск там было мало, и они сдались после недолгой перестрелки. После этого колония целых два года жила вольной республикой – впервые в американской истории создала ассамблею, вполне себе вольный и дееспособный орган местного самоуправления, назначила правительство отнюдь не из высоких и богатых персон – из кустарей-одиночек, ремесленников, небогатых лавочников, мелких купцов. На третий год приплыла все же королевская эскадра, высадила сильный десант, быстро аннулировавший республику. Двух главных деятелей республики повесили, но этим репрессии опять-таки ограничились, причем ассамблею не отменили, что послужило примером для других колоний и неслабо потом аукнулось…

Так вот, захватив Новую Францию, англичане не стали менять в тамошнем устройстве абсолютно ничего. Губернаторы трех военных округов, на которые разделили свежезахваченную колонию, сохранили в неприкосновенности и сеньориальную систему, и денежные подати, и общественные работы. О каких-либо выборных органах местного самоуправления и речи не заходило. Губернаторы располагали прямо-таки диктаторской властью: только они имели право создавать гражданские и уголовные суды, производить земельные пожалования, назначения на высшие административные и церковные должности, распоряжаться казной, собирать ополчение, вести войну против «врагов, пиратов и бунтовщиков». На должности мировых судей должны были назначаться только протестанты – притом что 99 % населения колонии составляли французы-католики. Делопроизводство и судопроизводство велись только на английском языке, которым подавляющее большинство французов опять-таки не владело. Католики лишались всяких политических прав и возможности занимать государственные должности.

Все эти жесткие меры были предприняты исключительно для того, чтобы «держать в узде» французское большинство. Сеньоры-французы без всяких протестов поменяли хозяина – тем более что земли у них никто и не думал конфисковывать – ну, разве что хлынувшие в Новую Францию (теперь «колонию Квебек») англичане скупали поместья разорившихся или уехавших во Францию сеньоров. И наделяли земельными участками отставных солдат и офицеров – английских, понятно, чтобы создать противовес французам.

В Квебек хлынули англичане – в первую очередь торговцы, предприниматели, земельные спекулянты. Они быстро захватили в свои руки оптовую торговлю и большую часть торговли мехами. Одним словом, французов держали чуть ли не на положении «белых индейцев» – исключая, понятно, сеньоров и верхушку католического духовенства, ради своих привилегий охотно поддерживавшую английскую администрацию.

А по ту сторону границы уже гремела Война за независимость… Решив не останавливаться на достигнутом, осенью 1774 г. в Квебек вторглись части американской революционной армии. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что в конце концов американская экспедиция потерпела поражение. Произошло несколько мятежей, устроенных уже франкоязычными канадцами, но все они в конце концов были подавлены. Правда, так никогда и не доискались, кто же поджег склады английской армии и королевские судоверфи…

В 1791 г. Лондон сделал некоторые послабления. Провинция Квебек была разделена на Нижнюю Канаду (с английским населением) и Верхнюю Канаду (с французским). Губернаторы обеих провинций были наделены высшей законодательной, судебной и военной властью. Демократией, правда, повеяло, но самую чуточку. При губернаторах были созданы колониальные парламенты, состоявшие из законодательного совета и ассамблеи. Однако демократией именно что повеяло: члены совета назначались губернатором пожизненно, и их посты переходили по наследству, а для выборщиков в ассамблею требовался довольно высокий имущественный ценз. И все старые феодальные права оставались в силе.

Демографический состав колоний менялся. Во-первых, туда переселилось несколько десятков тысяч лоялистов – американцев, в Войне за независимость державших сторону британской короны и после провозглашения США вынужденных эмигрировать. Во-вторых, началась интенсивная эмиграция в Канаду из Англии – только с 1815 по 1837 г. прибыло около полумиллиона человек. Интересный нюанс: к этому времени в руках французов находилась только двадцатая часть банковского и промышленного капитала, что симпатий к английской администрации не прибавляло и у людей зажиточных.