Выиграть такую войну было невозможно даже теоретически. Английские войска сели в осаду в собственном лагере – немногочисленные отряды и дозоры за его пределами афганцы старательно вырезали. Продовольствие кончалось. Афганцы выманивали английских офицеров на переговоры, а потом резали. Так погиб и бывший триумфатор Макнактон, не успевший побывать губернатором Бомбея.

Путь отступления британского корпуса до индийской границы потом назвали «дорогой скелетов». «Полевые командиры» обещали обеспечить беспрепятственный проход тем, кто оставит в заложниках семьи, а потом из снежной метели налетали «неизвестные отряды» и резали подряд всех отступавших. Шестнадцать тысяч человек отрядами и колоннами начали отход из Кабула – другого выхода все равно не оставалось…

Через неделю часовые на стенах английского форта в Джелалабаде заметили одинокого всадника на смертельно уставшей, понурившей голову лошади. Это был военный врач Уильям Брайдон, единственный из примерно шестнадцати тысяч, которые вышли из Кабула в метель. Правда, в живых остались какие-то заложники (те, что уцелели) и немногочисленные сипаи, попрятавшиеся по пещерам в горных районах.

Одной из самых знаменитых картин Викторианской эпохи (1837–1901) стало полотно леди Батлер, изображающее доктора Брайдона, одинокого всадника на заморенной лошади, названное с горькой иронией «Остатки великой армии»…

Естественно, британские газеты и парламентские радикалы лихорадочно стали искать в событиях «русский след». «Таймс» недвусмысленно обвиняла Россию, «чье нарастающее влияние на местные племена ранее вынудило нас к вмешательству, чьи тайные агенты с величайшим тщанием изучают пути проникновения и Британскую Индию. И особенно подозрительно, что первым был убит Александр Бернс, самый жесткий и последовательный противник российских агентов».

Ну, что тут скажешь? Вообще-то агенты русской разведки были в Афганистане и после Виткевича, но их было слишком мало, чтобы поднять против англичан всю страну. Сами напросились. А Бернса, вероятнее всего, прикончили первым оттого, что он больше всех остальных англичан вел дела с афганцами, был прекрасно им известен – в том числе и как человек, чьим обещаниям доверять нельзя. Вот и ответил один Александр за другого – Грибоедова (уж в разгроме русского посольства в Тегеране британский след прослеживается четко).

Летом 1842 г. британский корпус вошел в Афганистан по «дороге скелетов». Это была уже не война, а чистейшей воды карательная экспедиция. Как выразился кто-то из англичан, «для поднятия престижа». На Кабул двинулись двумя колоннами – генерал Нотт из Кандагара и генерал Поллок из Джелалабада. По пути деревни и городки не просто грабили дочиста – устроили там с широчайшим размахом резню. Вот воспоминания одного из участников похода, британского офицера Чемберлена о том, что происходило в городке Исталиф: «Ни одно существо мужского пола старше четырнадцати лет не было пощажено, а некоторые солдаты стремились выместить свою злобу на женщинах… Картина грабежа была ужасна. Каждый дом был наполнен солдатами, как европейцами, так и туземными (сипаями. – А.Б.). Мебель, одежда, товары всех сортов летели через окна на улицы и сгребались теми, кто там находился… На улицах лежали трупы старых и молодых, богатых и бедных, которые погибли, защищая свой город… Весь день саперы заняты были тем, что жгли город, а солдаты и лагерная прислуга тащили все, что плохо лежало.

То же самое происходило везде, где проходили англичане. Взяв без боя Кабул, они и там учинили жуткую резню. В знак полной и окончательной победы подняли над крепостью Бала-Хисар свой «Юнион Джек» и задумались, как жить дальше.

Собственно говоря, вариантов было немного, точнее, один-единственный – уходить. Сидевшие в Кабуле британцы не могли ни воевать против всего Афганистана, ни худо-бедно его контролировать. Эмира Шуджаха зарезал кто-то из близких родственников – явление нередкое как на Востоке, так в свое время и в Европе. Что тут поделаешь?

Пришлось скрепя сердце допустить на трон Доста Мухаммеда, и он быстро взял под контроль большую часть Афганистана (правда, Кандагар и Герат еще какое-то время оставались независимыми государствами), причем приободрившиеся гератцы выгнали из страны британского резидента майора Тодда. Англичанам оставалось лишь бессильно материться – предпринять они ничего не могли. Узнав о таких переменах, откликнулись и в Бухарском ханстве – там казнили английских агентов полковника Стоддарта и капитана Конолли. (Ну а с Бухарой по причине ее отдаленности и трудной дороги туда британцы и вовсе не могли ничего поделать.)

Лет на десять в Афганистане настала тишина – участники Большой Игры временно отступились. Правда, англичане как-то потихонечку захватили независимые Синд и Пенджаб и посадили в Кашмире своего наместника, а русские протянули линию небольших крепостей, скорее фортов через казахские степи – от Аральского моря и Сырдарьи до важного стратегического пункта Ак-Мечеть.

Так что это было не отступление, а перегруппировка фигур…

В 1849 г., после войны с сикхами, Ост-Индская компания захватила практически всю территорию нынешней Индии (Пакистан тогда не считался самостоятельным государством). И на сто восемьдесят градусов развернула курс своей торговой политики.

Прежде определенный, не такой уж маленький доход приносил экспорт индийских тканей. Но неизмеримо большего дохода следовало ожидать, если Индия с ее многомиллионным населением превратится в гигантский рынок сбыта для английских товаров. И в первую очередь хлопчатобумажных тканей. Несколько сотен лет основой английского экспорта были шерсть и шерстяная ткань. Теперь – холопок и ткань хлопчатобумажная. Хлопок англичане получали из британских колоний: американских (будущих южных штатов США), островов Вест-Индии. Хлопок был дешевле шерсти, но это означало лишь, что продавать его можно больше. Уже в 1814 г. Англия экспортировала около 4 ярдов хлопчатобумажной ткани на каждые три внутри страны (английский ярд = 90 см), а к 1800 г. – 13 на каждые 8. Еще раньше, в 1820 г., Латинская Америка и Азия получили 80 млн британского хлопчатобумажного полотна, Европа – 128 млн, а к 1840-му – уже 200 млн).

Некоторым препятствием служило то, что Индия имела собственную крайне развитую текстильную промышленность, причем основанную вовсе не на хлопке. Но разве это препятствие для британского торгаша? Средство нашли быстро. Индийским тканям попросту закрыли доступ на английские рынки, а поскольку Ост-Индская компания имела монополию на любой экспорт из Индии, это повлияло и на все другие внешние рынки. Вдобавок было принято множество внутренних пошлин, затруднивших, да что там, практически прекративших циркуляцию индийских товаров, в первую очередь тканей, внутри страны. Индийские ткачи теперь просто не могли работать – это было бессмысленно, продать свой товар просто-напросто не удалось бы.

Среди ткачей возникла чудовищная безработица – ничего другого они просто не умели делать. Неру пишет, что ткачи умирали от голода десятками миллионов. Он всегда точен в цифрах, но все равно чисто по-человечески эти миллионы смертей не умещаются в сознании. Однако генерал-губернатор Индии лорд Бентинк в 1834 г. докладывал в Лондон: «Равнины Индии усеяны костями ткачей».