медом, присланным из Карасяя? Кто незаметно опускал полог палатки, чтобы ее не ели комары? Доброе дело надо совершать незаметно!..

Когда перед Шаймуратом появился Белов на коне, старик не удивился. Как будто он ожидал его.

Он молча слушал разговор двух геологов.

— Доброе утро, беглецы! — вот что сказал Белов.

Шаймурат кивнул головой, а Людмила удивилась:

— Как вы тут оказались?

— Я за вами!

Она отвернулась.

— Я уже попрощалась со всеми… Меня отпустил Казимир Павлович.

— Но у вас нет разрешения главного геолога!

— Не могла же я ожидать вашего возвращения.

После этой перепалки Белов крикнул:

— Шаймурат, поворачивай оглобли!

— Нет, Шаймурат, поезжай дальше! — потребовала Людмила Михайловна.

Старик не торопился выполнять их приказания. На одной лошади нельзя одновременно ехать в разных направлениях. Он был уверен, что рано или поздно они найдут общую команду, и его не огорчал спор между ними: молодые всегда договорятся. Такой, как Белов, не отступит, а женщина должна уступить!

— Что я сказал тебе, Шаймурат? — рассердился Белов.

— Мы поедем на станцию, — возразила Людмила Михайловна, забирая вожжи в свои руки. — Только на станцию, и больше никуда.

Белов поставил коня поперек дороги. В доброе старое время так поступали, когда встречали достойных противников. Молодец Артем!

Шаймурат удивился, почему Белов сидит на коне. С женщиной лучше разговаривать, стоя рядом, глядя ей в глаза. Через глаза можно увидеть женскую душу… И вдруг ахнул: главный геолог был без сапог! Странное дело. Может быть, так торопился, что не успел обуться?

Увидев, что спор затянулся, Шаймурат спрыгнул с телеги и отпустил чересседельник. Конь не должен страдать оттого, что люди не могут договориться.

Белов тоже сошел с коня.

— Обиделись? Простите, но я вам прямо скажу: вы поступили как институтка. Взяли и бросили экспедицию из-за пустяка. Я наговорил тогда много лишнего, каюсь, но нельзя же из-за моего головотяпства кидаться в панику. Неужели вы не понимаете значения того, что мы тут с вами делаем?

Он так пробирал Людмилу, что она, бедная, слова вставить не могла. Кричал на нее, как не всякий кричит… на свою жену, а потом, когда немного успокоился, все поминал какого-то Губкина и Казимира, начальника.

«В доброе старое время, когда встречались девушка с парнем, не было никакого крика, — размышлял Шаймурат. — Говорили про цветы, про птиц, пели песни. Вели себя как люди. У образованных все иначе. Не умеют ласково говорить…»

Старик обиделся на них и, бросив телегу, пешком зашагал обратно. Он не хочет иметь дело с сумасшедшими!

Шел и сердился на себя. «К ученым потянуло тебя, старого. Нет лучше простых людей! И чтобы ноги твоей больше не было в этой самой экспедиции…»

Пройдя несколько верст, Шаймурат обернулся, услышав позади стук телеги и конский топот. Людмила хмуро правила конем, а Белов весело подмигивал старику.

— Что же ты, Шаймурат, бросил коня? — мягко спросила Людмила.

«Зачем же ты, моя милая, три часа канителилась, если знала, что все равно вернешься в экспедицию? — подумал он. И сам же ответил: — Если бы женщина походила на мужчину, ее звали бы мужчиной».

Ничем не проявляя своего отношения к происшедшему, он деловито заметил:

— Перед тем как браться за вожжи, следует проверить сбрую. Дай-ка затяну чересседельник…

Выйду замуж в непогоду

1

Хайдар все подгонял и подгонял лошадей, а сноровистые вязальщицы снопов шли за ним по пятам. Он должен выдержать соревнование с этими разъярившимися женщинами. Тем более что среди них и Зифа. Ничего не поделаешь, старайся, парень!

При каждом повороте в конце поля он оглядывался на Зифу, и невольно на память приходило сравнение с птицей. Кто не видел, как взлетают журавли.? Журавль не сразу взлетает, как тысячи других птиц, он сначала пробежит, вытянув шею, чтобы набрать скорость, и только после этого раскроет свои большие крылья.

Зифа была похожа на журавля, набирающего скорость.

Ранним утром она еще находила время взглянуть на дорогу, по которой сновали машины, проходили нефтяники. Собственно говоря, ее интересовал только один нефтяник, Буран, и она ждала его. Встретив Зифу, он обязательно заговаривал с ней. И на этот раз он что-нибудь скажет, не важно что.

Увлекшись работой, она перестала думать даже о Буране. Кроме толстых, пузатых снопов, девушка уже ничего не видела. Она умела увлекаться.

Руки машинально брали заранее сделанное свясло. Охапку скошенной ржи девушка прижимала коленом к земле, связывала сноп и перебегала к следующей кучке ржи, чтобы повторить то же движение. Жаль, что нет Бурана. Посмотрел бы, как Зифа умеет работать.

«Не беда, — утешала она себя, — не увидит, так все равно узнает, услышит от других».

Мать Зифы Айхылу выполняла более легкую работу. Годы не те. Она ставила снопы, связанные дочерью, в крестцы; девять снопов в кучу и десятый сверху, как навес.

В свое время не было в Карасяе никого, кто так быстро и умело вязал бы снопы, как Айхылу. Поверьте, не было.

Часа через два мать с дочерью далеко ушли вперед от своих соседок, Танхылу и Назифы, тоже опытных вязальщиц. На этом, казалось, можно было бы и успокоиться, но что-то необыкновенное делалось сегодня с дочерью. Она не оглядывалась ни на мать, ни на соседок, не глядела даже на солнце, которое припекало все сильнее и сильнее. Ее белый платок, завязанный на затылке, мелькал в море хлеба, как чайка среди прибрежных камышей.

Зифа потеряла счет минутам и снопам. Неистовая сила носила ее по полю. Пот, стекая с висков, разъедал глаза. Но руки не чувствовали усталости, поясница не ощущала боли.

Десять секунд нужно, чтобы связать сноп. Сколько же получается снопов за один час? А за весь день? Некогда считать. Чем больше, тем лучше.

Перерыв на обед сделали, лишь когда зной стал нестерпимым, от жары захватывало дыхание. Выпив один за другим три стакана холодного айрана, Зифа сразу заснула в тени крестца.

Айхылу не спала. Каждый раз, когда дочь озабоченно поднимала голову, мать мягко успокаивала ее:

— Поспи еще малость. Мы связали много, почти две нормы.

После обеда Зифа снова по-журавлиному носилась по полю, налетая на работу. Мать с трудом поспевала за ней.

Лобогрейка, стуча прикованными крыльями, кружила вокруг поля. Хайдар не первый год косил и должен сознаться, что никогда еще не видел такой азартной работы. Словно бес вселился в этих женщин!

В глубине души он гордился Зифой. Ему приятно было, что любимая старается ради него.

— Эй, Зифа, не торопись! — кричит он, придерживая лошадей. — Загонишь меня и бедных лошадок.

В ответ Зифа только махнула