Блесид вытащила платок из правого рукава и высморкалась. Затем глотнула сидра. Она чувствовала, как он охлаждает ее лоб и щеки, но его крепости не хватало для того, чтобы стереть воспоминания, снова и снова всплывающие перед ее мысленным взором. Распахнутая дверь в квартиру. Голая девушка у холодильника. Из этого могло бы выйти неплохое название для песни. Голая девка у холодильника, такое не простить никак, у его либидо нет рубильника, и эта любовь – сплошной мрак.

Блесид уже не раз прощала Дейва. Она простила ему чопорную профессоршу, ходившую во всем черном и асимметричном, включая стрижку, но с желтой помадой на губах. Она простила ему сотрудницу гуманитарной миссии, пахнущую пачули, которая консультировала его и его штаб по вопросам Восточного Тимора[55]. Она простила ему татуированную девчонку восемнадцати лет, присматривавшую за его восьмилетним сыном, единственным ребенком в браке, распавшемся под грузом измен Дейва.

После каждого случая Блесид спрашивала его: «Чего ты хотел? Чего искал? Почему меня тебе недостаточно?» Но он лишь пожимал плечами. Разговаривать с Дейвом после очередной интрижки было все равно что пытаться рыть яму на дне бассейна, раз за разом стуча лопатой по плитке. И на этот раз ей не хватило сил даже попытаться. В глубине нет ничего.

– Ты – мужик, – заявила она мужчине, сидящему в одиночестве за стойкой через два стула от нее и старательно впихивающему кредитку в кармашек бумажника. Он был каким-то врачом, судя по синей форме с эмблемой. Привлекательный, решила Блесид. Мягкие темные волосы, спадающие на лоб, и дужки очков. Стильных очков. Чувственные губы, крупные зубы. Умеренно опасный. Блесид подумала: хорошо воспитанный хищник.

Он сделал удивленное лицо и вопросительно указал на себя. Я?

– Ага, ты, – подтвердила она и запихала платок в левый рукав, ко всем остальным. Возможно, немного секса без обязательств поможет скрасить ночь понедельника.

– Саймон, – представился он.

– Бронуин, – отозвалась она, и хотя брови его взлетели вверх, он ничего не сказал.[56]

– Ты – мужик, – повторила она, придвигаясь на один стул ближе к нему. – Объясни мне, о чем думают мужики.

На стойке перед ним стоял тонкий золотистый лэптоп. Она оперлась на локоть, бесстыдно заглядывая в экран. У него был открыт сайт банка. Блесид, прищурившись, сумела разглядеть два слова прежде, чем он закрыл крышку лэптопа. Тэнзи. Бринклоу. Блесид помнила ритм этого имени. Тэнзи Бринклоу, Тэнзи Бринклоу. Бэнзи Тринклоу. Перед сидром были еще два бокала шардоне.

Саймон Пирс – Скорпион, акушер и компьютерный ботаник, безнадежный шокоголик, любитель артхаусного кино, водитель мотороллера и хозяин сердца, разбитого, как и у Блесид Джонс, на мелкие кусочки – отлично знал, кто она такая, эта крошечная женщина с немного покрасневшим носом и заплетающимся языком, сидящая рядом с ним. Более того, он знал, что гитара, лежащая у ее миниатюрных ножек, это та самая Черная Цыганка: блестящая, крутобокая акустика с двойными черепаховыми накладками и богато инкрустированным перламутром колком. Блесид изображали с Черной Цыганкой на обложках всех ее альбомов, и у Саймона Пирса они все были.

Он налил Блесид стакан воды из кувшина, стоящего на стойке. А следом достал витамины из своей сумки, перекинутой через сиденье стула.

О, подумала Блесид одновременно с разочарованием и облегчением. Никакого секса без обязательств не будет. Тэнзи Бринклоу, Тэнзи Бринклоу, Тэнзи Бринклоу.

Черт, подумала Блесид, вспомнив, где слышала это имя. Тэнзи Бринклоу была онкологом ее отца.

Распахнув глаза, она положила руку на плечо Саймона.

– Ты умираешь? – спросила она.

– Что?

– Умираешь, – повторила она.

– Нет! Что? То есть… – Саймон был сбит с толку. – Не больше, чем любой другой человек.

– О. Ну, это хорошо, – сказала Блесид. – Большое облегчение, наверное. Рака нет?

– Рака? Нет.

– Горла, легких, кишечника. Что там у вас, мужиков, за штука? Не прос-трата. Простата. О господи, ты же не хочешь рассказывать мне о своих причиндалах. Ладно, я Рак, – выпалила Блесид. – Домоседка. Чувствительная. Ранимая. Как насчет тебя?

– Думаю, я Скорпион.

– Ха! – взорвалась Блесид. – Разве это не шифр вроде «эй, детка, я хорош в постели»?

Саймон слегка отодвинулся, и улыбка на его лице стала напряженной. Блесид потянулась за своим сидром. Молчание окружило их, как облако гадкого запаха.

– Черт, прости, – сказала Блесид и добавила: – Саймон.

– Я прощаю тебя, – ответил он и добавил: – Блесид.

Та скривилась.

– С чего ты взяла, что я умираю?

– Тэнзи Бринклоу, – объяснила Блесид, махнув рукой на его закрытый лэптоп. – Ты отправлял деньги Тэнзи Бринклоу. У тебя ремиссия или вроде того?

Саймон горько усмехнулся.

– Нет.

– Тогда что ты покупаешь?

Он на мгновение задумался.

– Очистку совести, наверное.

Блесид облокотилась на стойку и внимательно посмотрела на Саймона.

– Продолжай, – велела она.

Прошло два часа, за которые Саймон успел рассказать Блесид о том, как был обручен с Тэнзи Бринклоу, и о том, как хорошо им было вместе, и о том, как внезапно на него обрушился их разрыв из-за того, что он предложил ей купить «Альфа Ромео», а может, из-за того, что она просто испугалась, о том, что в итоге боязнь осуждения со стороны подруг оказалась сильнее, чем любовь и радости секса в кожаных перчатках. Поэтому женщина назвала его альфонсом и выставила ему счет на ту сумму, которую он брал у нее взаймы, и еще на кое-что: например, ужины в ресторане и выходные в шикарном загородном отеле.

За эти же два часа Блесид успела дважды сходить в дамскую комнату и прикончить свой третий стакан сидра, а Саймон отказался покупать ей четвертый, вместо этого заказав две чашки горячего шоколада. А затем Блесид, вылавливая пенку из кружки маленькими кусочками, рассказала Саймону о Дейве и его отношении к возобновляемым источникам энергии, что, несмотря на всю экологичность термина, скорее всего, означало уверенность, что он в любую минуту может найти новую подружку, и о том, что у его последней подружки огненно-рыжие волосы и сиськи, под которыми можно спрятать небольшое островное государство, и о том, как Блесид приехала домой пораньше и застала ее голую у холодильника.