Сегодня я даже пообедала с удовольствием, чего за все эти дни со мной тут не приключалось.

Еда была отличная, совершенно ресторанная, но аппетит меня покинул – все-таки волнение, перелет, новая обстановка. Но сегодня все, кажется, вернулось на круги своя. И если дальше так пойдет, то… ну, не буду загадывать.

Звонок от Аришиного дядюшки раздался около половины седьмого вечера, когда я уже начала думать о завтрашней операции.

– Алло.

– Регина? Это Алексей Павлович.

– Да, я вас слушаю.

– Даже не знаю, с чего начать… – Эта фраза мне не понравилась и заставила напрячься.

– Не тяните, пожалуйста. Вы нашли Аришу?

– Я ее нашел…

– И..? – я почувствовала, что пальцы, сжимающие мобильный, вдруг сделались холодными, а сердце бьется словно не в грудной клетке, а отдельно, о бетонную стену, и с каждым ударом болит все сильнее.

– Регина, мне больно говорить вам об этом… но больше не с кем разделить это несчастье… – Я услышала, как он начал задыхаться, и испугалась, что сейчас ему там станет плохо, он прервет разговор, и я не узнаю, что же случилось.

– Алексей Павлович! – заорала я в трубку. – Алексей Павлович, не молчите, слышите?! Не молчите – что с Аришей?!

– Она мертва, Регина…

– Что..? Как?!

– Подробностей пока не знаю… но ее нашли в вашем доме… там все вверх дном, а Ариша… ее нашли в бассейне…

– Она утонула?!

– Скорее, ее утопили… понимаете, полиция пока не дает комментариев… но они будут разыскивать вас. Все случилось в вашем доме, понимаете?

– Надеюсь, вы не сказали, где я сейчас? Меня завтра должны прооперировать, понимаете? Иначе я так и останусь с изуродованным лицом! Мне нужно хотя бы три дня, потом я готова разговаривать с кем угодно! – буквально взмолилась я, и Алексей Павлович вздохнул.

– Я об этом тоже подумал. Но меня никто и не спросил о вас.

– Спасибо! – выдохнула я с облегчением.

– Тело пока не отдадут… – продолжал он, словно не слыша моих слов. – Нужно пока решить вопрос с местом на кладбище, не хочу, чтобы она лежала рядом с родителями, она не заслужила такого соседства…

«А ведь я даже на похороны не смогу приехать! – вдруг осенило меня. – Господи, кошмар… Она для меня столько сделала, а я не смогу даже проводить ее… Ариша, прости меня, я не хотела… я даже не подумала, что все так обернется… Меньше всего я хотела бы подставить тебя… Кой черт меня вообще дернул предложить ей жить в моем доме, почему я не подумала, что это может быть опасно?!»

Алексей Павлович что-то говорил, но я уже не понимала ни слова и была только рада, когда он, пробормотав слова прощания, положил трубку.

Аделина

Убедить мужа разрешить мне поехать в клинику было делом трудным. Матвей, как и я, крайне редко отступал от намеченного, и мне пришлось привести целую гору аргументов в пользу необходимости такой поездки, а также пообещать, что честно отлежу положенные три – ну, ладно, два с половиной – дня в кровати с подушкой под рукой и планшетом в качестве развлечения.

Мажаров, нахмурившись, выслушал все это и буркнул:

– Собирайся. Я тебя отвезу туда, дождусь и верну домой, в постель. Мне, как я понял, тоже придется сидеть под домашним арестом, за что спасибо дяде Славе. Хотя… – он вдруг прищурился и спросил: – Вот скажи, я тебе сейчас уступил?

– Ну? – не сразу поняла я, пытаясь засунуть загипсованную руку в рукав блузки.

Матвей мягко отнял у меня блузку, вынул из шкафа свитер с широкими рукавами:

– Вот сюда точно войдет. Так вот, я тебе уступил? Уступил. У меня тоже встречная просьба – завтра я должен прооперировать Шелест. И не возражай, Деля, просто скажи об этом Василькову, и все. Будем считать, что мы квиты.

– Ты, Мажаров, шантажист просто, – выныривая из ворота свитера, сказала я. – Но так и быть. Думаю, что Шелест оперировать лучше все-таки тебе, к чему лишние вопросы, правда?

– Вот видишь, ты и сама все правильно поняла, – заключил муж. – Теперь быстренько завтракаем и едем.

После обхода, шагая в свой кабинет, я усомнилась в правильности собственного решения передать клиентов Ненашевой.

Это сообщение так выбило ее из колеи, что она весь обход вела себя почти неадекватно. Как назло, у Иващенко сегодня был выходной, и посоветоваться с ним мне удалось только по телефону.

Иван, однако, объяснил мне, что это нормальная реакция Ненашевой на неожиданную новость, что она всегда сперва теряется, но потом берет себя в руки и в точности выполняет все, что требуется.

– Я вам могу гарантировать, что это так, – произнес Иван. – Даже не переживайте, она действительно хороший хирург, я навел справки на ее прежних местах работы и учебы. Кстати, там мне подтвердили мою догадку – она всегда сперва впадает от неожиданности в некий ступор, но потом действует как хорошо отлаженный механизм. Волноваться не о чем, Аделина Эдуардовна.

Разговор с психологом немного разгрузил меня, и я подумала, что ничем особенно не рискую – первую операцию посмотрю, если пойдет не так, просто передам клиентов Басалаеву и Авдееву. Да и последовавший за этим разговор с самой Ненашевой только утвердил меня в мысли, что окончательное решение я все-таки приму после первой операции, которую она проведет через три дня под моим наблюдением.

Но меня поразило умение взять себя в руки, которое Ненашева продемонстрировала в моем кабинете. Правда, сложилось впечатление, будто она все время к чему-то прислушивается и ведет какой-то внутренний монолог, порой становящийся напряженным.

Это, конечно, слегка странновато, но ничего критического нет – я иной раз тоже люблю посоветоваться мысленно с мамой или Матвеем, и не припомню, чтобы это мешало мне в работе, скорее – наоборот.

Передав все дела Василькову, я все-таки выполнила просьбу Матвея и сказала, что оперировать Регину Шелест завтра будет он, а не Филипп.

Дядя Слава покачал головой, давая понять, что не одобряет моего решения.

– Перестань, дядя Слава. Лучше Матвея никто не сделает, ты ведь понимаешь. А она, сам знаешь, через кого сюда попала – к чему объяснения? Я не смогу внятно объяснить, почему оперировал не он, а более молодой специалист, хотя рассчитывали вообще на меня. Давай не будем дразнить этого индюка из министерства, а? – попросила я, пытаясь закурить.

Васильков поднес зажигалку к кончику моей сигареты и пробормотал:

– Вот вечно ты… как руку-то сломала, не скажешь?

– Ой, – поморщилась я, отмахиваясь, – стыдно сказать – кулаком по столу на мужа стучала.

Васильков захохотал, откинувшись на спинку дивана.

– Ну, раз стыдно сказать, значит, не по делу стучала! Но ты бы поаккуратнее с руками-то, Аделина, не девочка ведь, сама понимаешь… да и возраст у тебя уже… кальция все меньше…