в глаза при каждом ударе, ладони стали черными и набрякли, но мы играли упорно и весело. Ай да Жанна!

– Подожди минуточку, Жанна, – говорю. – У меня по горсти в каждом глазу… Ты не устала?

– Нет, мне очень нравится.

Очаровательная девчушка – живая, веселая! Интересно, а Лора ударила когда-нибудь хоть раз по мячу? – подумал я вдруг. Но смешно почему-то уже не было.

И не стало мне легче после моей исповеди, увы. Скорее, даже наоборот.

Весенний солнечный, прозрачный лес. Деревья и кусты еще голые, только почки набухли и лопнули кое-где – оттого легкий зеленоватый налет. Мокрая земля, прошлогодние бурые листья, лужи. Виталькин приятель с нами не пошел – не пустила жена. И хорошо! Я как-то механически, в каком-то странном запале улыбаюсь без передышки, шучу как-то отчаянно. Бывает, что смешным становится чуть ли не каждое слово и подшучивать можно над чем угодно, и никому не обидно, а просто весело и смешно. Мы с Виталием изощряемся поочереди, оба вошли во вкус.

– Уф, подождите, не могу, – говорит Жанна, – никогда в жизни так не смеялась!

Она и правда держится за живот от смеха.

Солнце высоко, жарко, погода наредкость. Скамейка среди деревьев, длинная скамейка – три столбика и узкая доска.

– Давайте отдохнем, – говорит Жанна, – я не могу больше, устала, уфф!

Мы с Виталием разделись по пояс, чтобы загорать.

– Олег гимнастику йогов делает, скажи, похож он на йога? – спрашивает Виталий у Жанны.

– Вы оба хорошо сложены, – дипломатично отвечает Жанна.

Виталий садится верхом на скамью и ложится на спину. Перед ним, спиной к нему садится Жанна, откидывается и кладет голову ему на живот. Головой к Жанниным ногам ложусь я. Но доски не хватает, ее конец упирается мне в поясницу, а ноги приходится согнуть и поставить на землю.

– Олег, двигайтесь ко мне, вам ведь неудобно, – говорит Жанна. – Кладите голову вот сюда.

Она широко раздвигает ноги, опускает их по обе стороны скамейки и показывает на свой детский живот.

– Двигайтесь же, – повторяет она. – Ложитесь так же, как я, знаете, как удобно.

Она сказала это очень просто, и я подвинулся. И осторожно опустил голову. И мой затылок лег на теплое и упругое, плечи коснулись ее раздвинутых бедер, а шея… Сердце заколотилось слишком сильно, и перехватило дыхание. Я сел. Но потом снова лег осторожно.

– Скажите, а правда ведь может быть так, чтобы женщине жить с двоими мужчинами? И чтобы они не ссорились… – вдруг говорит Жанна.

– В принципе это, конечно, возможно, – соглашается Виталий и смеется. – Ты как считаешь, Олег?

Понятно, что они помнят мой рассказ. Но мне не весело. И вдруг вспоминаю…

– Жанна, а ведь мы как-то договорились с Виталием, знаешь, о чем? Что ему будет иногда принадлежать моя жена, а мне – его. Виталий, помнишь?

Я говорю это и сам удивляюсь той легкости, с какой говорю. Мы и действительно когда-то так фантазировали – когда студентами были.

– Конечно, помню, – подхватывает Виталий. – Шутки шутками, а ведь такое возможно. Жан, ты как считаешь?

Жанна хмыкает и молчит. Но я чувствую, что она думает об этом. Как просто, оказывается, можно говорить обо всем!

Я вдыхаю полной грудью весенний воздух. Пахнет мокрой землей и корой берез, теплые лучи гладят кожу. Мне хорошо и уютно. Мои плечи на бедрах Жанны, а шея и голова…

– Ребята, а вы вина с собой никакого не взяли? – спрашивает вдруг Жанна.

– Вот это идея! – Виталька хлопает себя по лбу и садится. – Ну, ты молодец, Жан. Мне почему-то в голову не пришло. Ах, я дурак! Но я даже могу сходить, тут недалеко магазинчик. У тебя деньги есть, Олег?

Слава богу, кое-что есть, я даю, и Виталий уходит, а вернее почти убегает, даже и не оглядываясь.

Мы с Жанной остаемся вдвоем. Я молчу. Жанна излучает тепло и ласку, и мне хорошо с ней рядом. Женщина… Господи, как это много значит – женщина… Свет, тепло, ласка… Магия…

Она садится надо мной и дотрагивается до редких завитков на моей груди.

– У вас здесь даже больше, чем у Витальки, – говорит она и проводит рукой.

Детские пальцы ее прохладны и нежны.

Я вижу снизу ее милое молоденькое личико, растянутые в улыбке губы, веселые очаровательные глаза, кругленький беленький подбородок. Все это – на фоне чистейшего весеннего неба…

– А что ты думаешь по поводу моего рассказа, Жан? – спрашиваю все-таки. – Прав я или не прав? И стоит ли продолжать…

Она исчезает из поля моего зрения, ложится. Некоторое время молчит. Потом говорит медленно:

– Не знаю. Плохо ей, наверное. Если с такой матерью, и вообще… И с мужем разводится. Наверное, снова замуж хотела бы. Я ее понимаю вообще-то. Но вы же жениться не будете…

Вздохнув, она замолкает.

Даже жарко на солнце. Птицы просто ошалели от счастья. Ни о чем не хочется думать, а просто смотреть на небо и слушать птиц.

Оба молчим.

– А вы уверены, что сейчас она только с вами? – спрашивает вдруг Жанна.

– Разумеется, не уверен, – отвечаю. – Я даже думаю, что… Что наоборот. Главным образом не со мной. Да, скорее всего именно так.

Жанна молчит. Медленно плывет время. Оба смотрим в весеннюю голубизну.

Шорох, чавканье поспешных шагов по грязи.

– Все в поррядке! – кричит Виталий и весело улыбается.

В руках у него целых четыре бутылки.

– Донес! – победно произносит он и со стуком выстраивает добычу на скамейке.

– Урра… – тихонечко кричит Жанна.

– Из чего будем пить? – наивно спрашиваю.

– Слышишь, Жан, Олег не знает, из чего пить, – говорит Виталий и хохочет. – У нас три сухого и одна портвейн. Ты какое себе выбираешь, Жан?

– Сухое, конечно.

– Ну, давайте всем по сухому, а портвейн вкруговую. С него и начнем. Идет?

Я пью после Жанны – из горлышка, – солнце насквозь просвечивает бутылку, портвейн золотится и слегка обжигает рот. Мы словно пьем пряный, душистый солнечный свет, тепло теперь идет изнутри – мы все трое пронизаны солнцем, нам весело и хорошо!

– Один парень сказал, что губы Жанны созданы для поцелуев, – говорит Виталий, целует Жанну и, смеясь, смотрит на меня. – Ты согласен, Олег?

– Похоже, – соглашаюсь я. – Но ведь одно дело просто видеть, а совсем другое…

– Витальк, можно Олег меня поцелует? – капризно и как-то по-детски перебивает меня Жанна. – Ты разрешаешь?

– Конечно, об чем речь! Только чтобы он не очень увлекался, ладно?

И в веселом порыве я целую Жанну, и мне кажется, что ее губы пахнут не портвейном, а березовым соком. И я вдруг чувствую, что